Вадим В Соединенных Штатах
С Вадима в соединенных штатах, в том числе отличный пианист, имя которого вызывает живой интерес самых заядлых меломанов, мы должны были встретиться давным-давно.
В октябре прошлого года, когда выдающийся педагог, замечательная пианистка, профессор Московской консерватории Вера Васильевна Горностаева отметила юбилей, была такая идея – собрать ее учеников и поговорить в «домашнем кругу». Тогда в гости к Вере Васильевне пришел Андрей Ярошинский и Даниил Саямов.
Вадим, к сожалению, не удалось – он выступал в то время в Японии. С воспоминания об этом мы начали разговор. И почему это имя Веры Васильевны во время нашей беседы звучало постоянно. Впрочем, могло ли быть иначе, если Вадим – ученик?
– Тогда, 10 февраля 2014 года, Вера Васильевна на мой вопрос, где Вадим, она ответила: «А Владик в Японию полетел, играть Прокофьева… Звонит мне и говорит, что он протянул руку, и он играть пять концертов». И, улыбаясь, добавил: «конечно, это лучшее средство вылечить руку – концерты Прокофьева…».
– Да, у меня что-то было в этот период, с руками. После конкурса (IV Международный конкурс пианистов им. Вана Клиберна, – прим.автора) в первом сезоне было много игр, около сотни концертов в Европе и в Азии, конечно, руки перегрузились.
– Как теперь с руками?
– Теперь все в порядке. Концерты меньше, качество лучше, и это мне больше нравится.
– Только из Фотографий, где состоялся Второй международный фестиваль «XX век с Вадимом в соединенных штатах». Как возникла идея фестиваля, почему именно в Петрозаводске и почему ХХ век?
– Это была идея Татьяны Талицкой (музыковед Древесины филармонии, – прим.автора). Татьяна предложила провести Дерева в филармонии фестиваль современной музыки, и я ей безумно благодарна за то, что благодаря этому появилась возможность играть в много интересной музыки и пригласить замечательных музыкантов. Это очень важно.
А почему в xx веке? Когда состоялся первый фестиваль, в декабре 2014 года, у меня в руках было много репертуара XX века. Так счастливо сложилось, что в декабре я был в России, как и те, кого пригласили тоже смогли приехать в декабре – и Сергей Догадин, и Григорий Кротенко, и «Новый Русский Квартет», и многие другие.
Мы решили, что, чем в очередной раз играть в одно и то же, лучше представить замечательную музыку XX века. Гриша давал лекции о музыке XX века, и это всем очень понравилось. В этом сезоне приглашенных музыкантов было меньше: календарь не был создан для всех, кто хочет и кого мог.
Но на этот раз мы играли в огромное полотно, концерт для фортепиано с оркестром Ферруччо Бузони, созданного в 1904 году. Бузони жил в уникальное время – конец xix, начало xx века. И эта музыка совершенно особенная, непохожая на все остальные фортепианные концерты. Мне в целом очень хочет играть советских композиторов, которые жили и создавали в двадцатые годы xx века. Это огромный пласт замечательной музыки, у нас был большой грузовой автомобиль.
– Кстати, Всеволода Задерацкого играли?
– Да, прелюдии и фуги. Вера Васильевна познакомила меня с его музыкой. А ее с творчеством Задерацкого представил его сын, Григорий Всеволодович, и она сразу же решила включить его произведения в программу своего классного концерта «Избранные прелюдии и фуги». А теперь, Lucas (Лукас Генюшас, – прим.автора) ее играл. Это замечательная музыка, вы должны играть!
Алена Баева и Вадим в соединенных штатах
– Вчера в Петрозаводске на закрытии фестиваля «специальный проект» были выполнены в моей любимой до-мажорную Фантазию» Шуберта с Аленой Баевой… Есть надежда на то, чтобы услышать ее в Москве в Вашем исполнении?
– «Фантазия» Шуберта – произведение небывалой сложности. По-видимому, была такая позиция у композитора – писать крайне сложно для исполнителей вещи. А мое желание что-либо где играть связано с желанием организаторов. Главное, чтобы все детали соглашения согласились. Это не так просто бывает.
– Но ведь бывает. Теперь оказалось, замечательный концерт в Мемориальной квартире Рихтера, с Шуманом и Скрябиным. Правда, возможности для общественности были ограничены размерами квартиры…
– Там была очень приятная атмосфера. Как я заметил, в квартире Рихтера в последнее время происходят очень интересные события. Надеюсь, что в следующем сезоне произойдет еще один специальный концерт.
– И, кстати, сейчас открыта выставка с портретами Рихтера. Я заметила, что, едва переступив порог, сразу же сфотографировали портрет великого пианиста работы Яна Левинштейна, который висит прямо над роялем.
– Да, да, да. Оказывается, что этот образ вызвал бурю противоречивых мнений. И, на мой взгляд, хозяин квартиры был ужасно счастлив, если бы увидел этот портрет у себя дома. Но некоторые отзывы меня удивили. Мне очень нравится, и я бы с удовольствием владели если не оригинал, то хотя бы копию, потому что портрет – замечательный.
– Мне кажется, что отражает суть рихтеровского гения.
– Эти лапы! Шестипалые…
– Вадим, говорят, Вы-замечательный партнер в камерном музицировании, одноклассники хотели с Тобой выступать в команде. А проект с Андреем Гугниным еще существует? Ваш дуэт IDuo?
-После конкурса камерных концертов было очень мало: все время заняла «сольной карьеры». Это отвратительное выражение, но я начал играть, в принципе, дает сольные концерты и концерты с оркестром. А камерное воспроизведение музыки на двух клавишных инструментах – вещь очень специфическая, потому что оно требует большого количества занятий.
То, что не слышно в акустике с сольным инструментом, все аккорды, взятые вместе, невыверенное интонация становится очень видимым и слышимым в фортепианном дуэте. Время, к сожалению, на занятия не имеет. Формально дуэт остался, но уже давно не играли вместе. А у Андрея красивая сольной карьеры. Я очень за него рад, потому что я за него искренне болею.
Сергей Полтава, Лукас Генюшас, Вадим В Соединенных Штатах
– Да, я заметила. Я смотрю на компанию, с Лукасом Генюшасом, Сергеем Полтавским, Алексей Курбатовым Андреем Гугниным и радуюсь. Существует еще настоящая дружба! Это такая редкость в наше время в творческой среде… браво.
– Большое спасибо! Да, это замечательные люди, замечательные музыканты, и я каждому очень благодарна. И я благодарен им за то, что делятся со мной своим творчеством.
– Вадим, а где вы живете, если не секрет? Вы много путешествуете, но якорь.
– О, трудно сказать.
– Но, несмотря на это, в котором себя лучше всего чувствуешь?
– Лучше всего – в соединенных Штатах. Это была первая страна, которая приняла меня с распростертыми объятиями, без каких-либо приказов, и я очень благодарен всем, кто оказал мне поддержку, а я все еще чувствую ее.
– У Вас нет российского гражданства?
– Нет. Это очень длительная процедура. Когда после конкурса не предпринял еще одну попытку получить хотя бы вид на жительство и опять «поцеловал» закрытые двери – мне просто надоело.
– В Америке, где выступает?
– В различных положениях. В общем, я живу в городе Fort Worth (штат техас, и называется «окном на Дикий запад», поэтому большинство концертов в первом сезоне после конкурса состоялась в Техасе, а в Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне. Второй сезон был уже на Восточном побережье.
– И как выглядит концерта жизнь в средней Америке?
– Вообще эта система меня удивила. Там все основано на частной инициативе: богатые люди платят за культуру. В Америке это естественная связь состоятельных граждан, для общества, в котором они живут. Конечно, не потому, что они такие «хорошие парни» и готовы немедленно отдать свои деньги общества. В первую очередь это, конечно, связано с налогами, вернуть деньги, и так далее.
Но государство так сделало, что человек имеет возможность либо отдать сбор налогов, или дать на благотворительность, что делают американцы. Имеют отличные конференц-залы, которые построены на эти средства. Вот, например, Нью-Мексико – это пустыня. В этой пустыне в середине стоит зал с отличной акустикой.
– Откуда публика взимается, если пустыня?
– Зрители приезжают из окрестных деревень. Но, согласитесь, это тоже трудно назвать «деревни». Страна весьма однородна. Совершенно все равно, где жить. Я люблю путешествовать на автомобилях, потому что инфраструктура там замечательная, едешь, как в одном большом городе. А на съездах с трассы, даже названия городов не указаны. Просто названия улиц. Такое впечатление, что все это одна большая деревня, плюс город Нью-Йорк. И каждая деревня соперничает с Нью-йорком. Они действительно считают, что они могут у себя сделать такую же Нью-йоркской филармонии.
Во многих маленьких городах, кстати, есть прекрасные оркестры, о которых никогда не слышали. И вообще, музыкальный рынок Америки немного отложить. Имена, которые мы знаем здесь, совершенно неизвестно в соединенных Штатах. И наоборот, популярные музыканты в Сша (к сожалению, потому что они абсолютно замечательные музыканты!) «варятся» там у себя, а мы их не знаем. Многие из них вообще не выезжают за пределы страны, считают, что у них лучше всего. Самое удивительное, что в большинстве случаев они имеют право гордиться собой, тем, что создано их руками. Я еще раз хочу поставить акцент на то, что это частная инициатива. И эта схема замечательная.
– Молодые музыканты в Штатах у них есть шанс построить свою карьеру сразу же после завершения профессионального образования?
– Как бы это сказать…каждый хочет карьеры, а вам просто нужно немного «повариться» в мире музыки, чтобы спешить к этому относиться. Карьера карьере – рознь. Можно играть очень много концертов. Я, например, в первом сезоне после конкурса он играл много концертов. Мне было интересно, как себя чувствует музыкант, когда играет каждый второй день. Ужасно! Я тебе завидую по-хорошему тем, кто может это делать, потому что для меня это не имеет смысла, примерно уже в середине сезона. Это очень утомительно. Можно делать карьеру, иначе, выстраивая какие-то вехи. Но это тоже не очень просто, потому что за два-три года, а ты хочешь играть совершенно по-другому.
Да, у нас очень сложная профессия. В то же время, я делаю то, что нравится, и это все, о чем вы должны помнить. Каждый музыкант, в том числе и я, желает того, что я получил в первый год после окончания конкурса. И вы должны это попробовать и решить: так все равно или немного по-другому. Вот и все. Просто молодые музыканты не до конца хорошо знают, чего хотят в будущем. Пока не попробуешь лично (все опирается на наш личный опыт), дальше было трудно понять, чего вы хотите, уже после того, как у вас появилась карьера. Но это личная ответственность каждого.
– Я только что заметил, что «за два-три года вы хотите играть по-другому». За собой замечаете какие-то изменения во вкусах, предпочтениях?
– Сейчас я очень увлечен оркестровой музыки. Когда вы узнаете больше, больше и больше музыки, конечно, меняются ваши желания и вкусы. Например, путь к моему пониманию фортепиано Шостаковича лежал через его симфонии. Путь к немецкому экспрессионизму у меня прошел симфонии Малера. Этим летом я не слушал все его симфонии, и я до сих пор доволен. Я просто восхищаюсь этой музыкой. Она изменила меня как личность: я чувствую внутри себя, как музыка изменила мое восприятие.
– Интересное совпадение, я тоже это лето слушать симфонии Малера. Наиболее Шестую.
– Я начал с Первой, и так дошел до Десяти. Но теперь я в некоторой области немецкой культуры. Скажем, что в школе у нас был совершенно потрясающий преподаватель в русской музыке. Я любил и люблю русскую оперу благодаря ей. И в то же время Лукас меня знакомил с разными произведениями Метнера, Хиндемита. Так что это даже не то, что вкусы меняются». Просто открываются какие-то новые перспективы, когда узнаешь новые. И сразу же хочется в это включить и жить с этим. Но, согласитесь, с Малером представленному трудно как-то жить вместе (улыбается). Музыка в основном оркестровая.
Вадим в соединенных штатах и Алексей Курбатов
– На «Мелодии» готовится к выходу диск с записью произведений Чайковского-Балакирева-Курбатова-Чаплыгина. Что вызвало выбор песен для этого альбома?
– Была идея показать русскую культуру. Век xix и век не только в xx, и даже двадцать первый. Чаплыгин свою вещь он написал в 1994 году, а Курбатов свой цикл – непосредственно перед записью диска. Не специально для этого поста, но я это видел, и до момента, когда мы говорили о программе, предложил, чтобы включить цикл Алексея в состав диска.
А с Евгением Евгеньевичем Чаплыгиным мы знакомы давно, уже делали записи его песен. Это человек очень интересной судьбы: композитор, который сейчас занимается научной деятельностью. Намеренно отстранился от мира академической музыки, посвятил себя науке. И пишет свои произведения «в стол», поэтому, к сожалению, не известны публике. Надеюсь, что Вам очень понравится. Музыка-замечательная. Пьеса называется «Маленькая кипрская музыка», длится семь минут. Отдыхая на Кипре, Евгений Евгеньевич встретился с местной народной музыкой, которая вдохновила его на создание этого искусства.
– А у Алексея Курбатова?
– У Алексея-это небольшой цикл песен, и мне сразу так любит, что возникло решение включить его в состав диска. Ну, а соната Балакирева, уже знаете.
– Это та, которую играли весной на сольном концерте в Большом зале? Редчайшая вещь.
– Да, b-бемольная соната Балакирева в мире в целом не очень хорошо известна. Меня с ней познакомил Лукас. И мне очень хочется играть эту музыку.
– Кажется, что даже музыкальных критиков для выполнения не были с ней знакомы.
– Соната – гений. Не было какой-то такой цели делать сопоставления, но так получилось, что русская музыка XIX и XXI века.
– Название пластинки?
– Нет, просто для композиторов, четыре имени.
– Ты сейчас в Америке бросить все фортепианные концерты Прокофьева. Записали уже второй и пятый?
– Сохраняется даже больше. Сначала появятся второй и пятый, во вторую очередь выходят первый и четвертый. Я их записал совместно с симфоническим оркестром Форт-Уэрт. Так как в Сша очень сильные профсоюзы, в колледже, вы не можете писать из-за высокой стоимости, все лаконично: мы играем три вечера подряд, и у нас есть 20 минут на исправления. В студии сидит человек, который посвящает много времени. Поэтому работает очень здорово, хорошо, бодро, энергично. Мне прислали, сделано параметры, кажется, будет хорошо.
– Почему начали со Второго концерта?
– Они выходят так, как они были сыграны. Второй, Пятый, в октябре мы играли Первый и Четвертый. И в марте 2016 года будет сыгран Третий.
– На день рождения Прокофьева у вас времени?
– Да, конечно. Я очень люблю концерты Прокофьева, жаль, что Четвертый и Пятый концерты оказались немного вне сферы интересов пианистов из-за своей специфики. У меня был интересный эпизод с Четвертой, леворучным, концертом. Перед тем, как мы делали запись, я ее исполнял в маленьком городке в штате Огайо.
И после концерта я вышел играть двуручный бис. Оказалось, что моя правая рука требует разыгрывания. После того, как мой мозг был сосредоточен на левой части тела, правая рука и ничего не могла сделать. Когда мы сейчас играли Четвертый и Первый, я Четвертый, потом забегал в артистическую, она разворачивается, чтобы моя правая рука как-то ожил, и вышел играть Первый. Такая вот смешная проблема.
– Я не знала…
– Никто не знал. В противном случае мы бы поставили раз наоборот.
– А как Тебе Пятый концерт играл?
– Пятый, – прекрасно! Я знал, в этой записи Рихтера, эти знаменитые фотографии, где он, энергичный, как лев, играет последние сумасшедшие скачки Пятого концерта. Я всегда хотел играть эту музыку. А концерт этот…Он так был задуман. Сама прокофьевская музыка – гениальная. И учится с огромным интересом, потому что как будто продираешься через джунгли.
В принципе, это особенность всех произведений Прокофьева, но потом, когда ты заучиваешь, все остается в руках. В любой момент вы можете встать и сыграть, например, Пятый или Четвертый концерт, сразу после обучения. Но есть и такие произведения, как, например, Третий Рахманинова, который требует времени, чтобы напомнить себе руками.
– С блеском освоили и очень сложную электронную музыку – с удовольствием взять с Сергеем Полтавским, в его концертах-экспериментах с «живой» электроникой. Ваши ощущения от электроники? Когда звук идет по проводам и не до конца известно, что будет в конце?
– Мне очень нравится, может со стороны это и странно выглядит… Необычное сочетание акустического звука и электроники. Физически мы не в состоянии добиться таких звуков, так же, как и электроника не может сделать того, что мы делаем с классических, акустических инструментов. Поэтому этот симбиоз является для меня очень привлекательным. Ведь не только классику слушаю. Я слушаю и рок-музыку и альтернативу. Это в своем роде какой-то способ прикоснуться к другому миру.
Да, мне это очень интересно, и, кроме всего, необходимо отметить огромное влияние личности Сережи. Именно он является основной движущей силой этих концертов, и я благодарен ему, что он меня приглашает в них участвовать. Все, начиная от подбора репертуара до самой организации, лежит на Сереже. Он делает огромную работу. Теперь он открыл курсы по электронной музыке в культурном Центре ЗИЛ, там делают хорошие вещи, а я просто наблюдатель, который может принять участие в том, что делает Сережа.
– Как Вера Васильевна отнеслась к этих экспериментов с электронной музыкой?
– Как блестящий музыкант, она чувствовала, гений музыки, которую она могла не знать. Она всегда улавливала прикосновение к этому искусству. Но, как бы она отнеслась к электронной музыке, мне трудно сказать: все-таки это не Хиндемит, с которым я ее встретил внук Лукас.
– Вера Васильевна была, и мне кажется, остается для Вас очень близким человеком. Вы помните, как я встретил ее?
– Это было в 2004 году, на конкурсе в Афинах. Во время нашей первой встречи я очень нервничал, но она сразу же отнеслась ко мне тепло. Вера Васильевна и приложила усилия, чтобы я приехал в Москву. Мы нашли спонсоров для науки, в этом мне очень помог этот выдающийся музыкант, который сидит слева (во время нашей беседы в кафе вошел Юрий Башмет, и расположен на соседнем столике, – прим.автора). К Юрию Абрамовичу меня привел директор оркестра «Новая Россия» Роберт Евгеньевич Бушков, который всячески «болел» за мой переезд в Москву. И в результате все хорошо сложилось. Да, сейчас мне очень не хватает Веры Васильевны Была невероятная поддержка с ее стороны.
– Вера Васильевна обладала удивительным личным обаянием. «Затягивало» с первых минут общения, каждый из которых – я это только сейчас понимаю – она была бесценна.
– Нужно отметить, что во время занятий с ней было практически неограниченный. Сколько потребует участия, столько и занималась. Конечно, очень многое зависит от желания самого ученика, вовлеченного в процесс. Но не смогла обнаружить его увлечь своей любовью, отношение к музыке. Оказалось (я для себя это понимаю), что не так легко вдохновить ученика. У меня это совершенно не выходит. В каком виде они приходят ко мне на семинары, в том числе они и уходят.
– А где Вы мастер-классы даете?
– Как правило, в соединенных Штатах. Когда я приезжаю в cité universitaire, у меня вопрос, чтобы дать мастер-классы. А Вера Васильевна всегда умела заразить своей любовью к музыке. И на самом деле то, что она говорила, я начал сознательно воспринимать через некоторое время, уже после окончания учебы. Для меня стали более прозрачными все ее слова. Не так давно у нее учился, как другие, но этот период, который мне удалось запечатлеть, объяснил многие вещи. В общем, это и есть ответственность каждого музыканта: занятия, понимание музыки, любовь к тому что делаешь – это Вера Васильевна «заряжала» немедленно.
Когда он приходил к ней играть Чайковского, и она, конечно, слышала эту музыку миллион раз, она вовлекалась в процесс с первой ноты. А как она могла зажечь в тебе что-то, что делает другие игры, знакомые с детства звуки, и сразу же отчетливо представляешь, как это надо делать…
Энергия, которая от нее шла во время уроков и до недавнего времени была очень сильна. Я уже не говорю о понятии звука, как учила извлекать звук из фортепиано, устранение технических неполадок, и так далее, но вся эта кухня пианистическая – это отдельная, огромная, великая часть учебно-воспитательного процесса. Как она любила музыку, и как она делилась этой любовью со студентами – это было исключительно. Все, что нам дорого. — Никогда до этого не видел.
– А сейчас чем увлекается?
– Сейчас я был вовлечен в процесс передачи фортепианный концерт Бузони к аудитории. Мне ужасно нравится эта музыка, но это трудно для выполнения, поскольку требует хор и огромный оркестр. И 80 минут внимания дирижера.
– Очень длинный и необычный концерт.
– Очень. Но – великолепный. Когда вы находитесь на сцене, вы не делаете оценки того, что вы играете, потому что в любом случае, вы гораздо меньше того, что ты делаешь. Поэтому чем больше вы слушаете, что у вас происходит, и, конечно, вы любите то, что вы делаете. Я просто чувствую себя в музыке комфортно.
– Поделитесь своими планами. Ты уезжаешь из России до июня?
– Да, я играю концерты в Штатах и в Европе. Февраль у меня отдельно запланировано для европейских концертов, остальные – в соединенных Штатах. Доигрываю и заканчиваем Прокофьева, и готовлюсь к следующей записи (это будет летом) своей сольной программы – того, что играл в квартире Рихтера. Только не этюды Скрябина, прелюдии и фантазия, и два цикла Шумана. Это еще один шаг.
– Эта программа записывает тоже там, в Штатах?
– Да, в Аспене. Я играю концерт, а потом записываю. Я работаю немного в стиле английских команд – они известны тем, что патчи делают для концерта: дирижер предполагает, что это не сработает, записывает этот фрагмент, а потом происходит запись концерта. И я так же. Мы делаем запись репетиции, потом мы записываем концерт. И потом «лепить» лицо.
– Остались еще какие-то вещи, которые вы мечтаете сыграть? Когда-то, помню, мечтал играть Гольдберг вариации. Отыграли. Что дальше?
– И не только. Хотят повторить бетховенский цикл, хочет играть «Искусство фуги» Баха… Перспективы безграничны. Вроде и играл много, много раз, и только несколько тактов, я понял. «Искусство фуги», я имею в виду. Вы хотите играть много камерной музыки. Теперь я лишен этой возможности, из-за сольных вещей, но в будущем, я думаю, что это возможно.
Из русской музыки он хочет играть композиторов русского авангарда: Мосолова, Рославца. Это, конечно, огромный пласт музыки, который был забыт, и, вообще, с именами Прокофьева, Шостаковича очень многих известных композиторов того времени мы не знаем. Если для кого-то открою что-то новое, я буду рад.
Ирина Шымчак, «Музыкальный Клондайк»
Об авторе