То, что Государственный симфонический оркестр Республики Татарстан — один из самых амбициозных музыкальных коллективов в России, хорошо известно. Нынешнее выступление казанских музыкантов, во главе с их руководителем Александром Сладковским в московском зале имени Чайковского доказывал другое: коллектив, основанный и выпестованный легендарной Натаном Рахлиным, он способен на образцовое выполнение основных мировых симфонических произведений.
В этом случае такие стали партитуры Рахманинова и Чайковского. В первом отделении прозвучал хрестоматийный Третий концерт Рахманинова. Команда казанцам составила одна из самых очаровательных пианисток сегодняшней сцены академической — Екатерина Мечетина.
Я помню выступление Екатерины с тем же концертом полтора года назад. Третий концерт рахманинова — самый насыщенный эмоционально и физически нагрузки в мировой фортепианно-оркестровой литературы. Кейт уже тогда хватило мощности, открытости высказывания от начала и до самого конца, и это было, пожалуй, самое главное: постоянные эмоциональные «крещендо» на протяжении огромного произведения. Не было ни малейших признаков усталости, наоборот — как будто до конца прибывали новые силы. Однако это достоинство обернулось и некоторой однобокостью интерпретации: кажется, что стоило бы более экономно расходовать нюанс «форте», а в самом этом «форте» прореживают и более четкую фактуру, чтобы мелодический голос тонул в океане слишком основательно и тяжеловесно выигрываемых фигураций.
За полтора года Катя сделала большой шаг вперед. Сохраняя прежний давление, она нашла в себе силы, образно говоря, смелее оторваться от земли, и не только твердо идти к победному финалу, но и идти к нему. Это невозможно, но дышал полетом, в частности, большая мощная, хотя и не перетяжеленная срок полномочий первой части. В одной, но, чтобы сохранить все свои контрасты линию очереди второй и третьей части с их разброса кантилены, эпопея, сказка, волшебных арабесок и радостного колокола. Вот только перед самой кодой музыканты увлеклись темпом, и музыка потеряла в отчетливости, а код, наоборот, перетяжелили, и то, что должно было звучать ликующими фанфарами, произошло в тяжелый перепляс вприсядку.
Однако это не помешало аудитории «старта», а Кася-она благодарила ее за чувствительность к очередным шедевром рахманиновской фортепианной колокольности — знаменитой снг-меньше прелюдию на бис.
Во втором отделении «экзаменовался» уже не один оркестр, а не кого-то, а сами Чайковским. Я должен сказать, что величайший из русских композиторов у казанского коллектива — особые отношения. Полтора века назад один из первых цветных работ оркестра, у истоков которого стоял замечательный дирижер Натан Рахлин, стала фантазия «Франческа да Римини». Затем Шестая, Первая симфония (именно в такой парадоксальной порядке). И после них — Четвертая. Эта привезена сейчас в Москве.
Честно говоря, в первой и второй части не все устроило в плане темпа. Да, опасные роковые вход должно звучать размеренно-жалко. Но следующее затем главная тема первой части с ее смятенно сбивающимся ритмическим «дышать», не стоило так беспокоиться в движении — в противном случае превращается в кисейно-манерное хныканье. Я понимаю — дирижера, я хотел бы подчеркнуть контраст с последующими моменты захлебывающейся хвала — но мне кажется, что переборщил.
А вторая часть от слишком происхождением из темпа нашла правильное ее пафос, что это не интимная жанровая зарисовка из тончайшего русского музыкального текста, а тяжеловесное трамплинг какой-то оперы Зигфрид вокруг недвижного тела тяжелые спящей Брунгильды. Впрочем, плетение летучих духовых подголосков вокруг фаготовой мелодии-сказка в репризном повторе помогло преодолеть «гравитацию» — Брунгильда вновь повернулась маленькой девочкой, вокруг которой под звуки рассказываемой сказки запорхали ее ночные мечты.
А от скерцо мы стали свидетелями настоящего шедевра культуры. В быстром темпе виртуозном пиццикато третьей части не потеряла и не разбрелась в разнобое ни одна нотка, несмотря на доминирующий нюанс «пианиссимо». Это была одна фактическое изображение из детской книжки с гуслями-самогудами, оловянными солдатами и развеселым Емелей на гуляющей печи. А финал с точки зрения темпа, в прослушанности оркестровой полифонии и разжигать я бы просто признал отсчета среди всех слышанных мной за много лет исполнения этой музыки. Ну, а то, что валторны и трубы немного «подпакостили» в драматической кульминации (воспоминания темы судьбы), по-своему даже воспринялось «символом человечности»: по-прежнему играют живые люди, а не холодные суперменов.
И, конечно, эти мелочи не сбили энтузиазм публики, после чего сыграть на бис быстрый Танец скоморохов из сюиты Петра Ильича «Снегурочке» Островского была супер эффектным восклицательным знаком в конце программы.
Сергей Бирюков, «Труд»
Об авторе