Кристиан Шпук. Фото – Михаил Логвинов
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-данченко подготовил новый спектакль балета «Анна Каренина».
Немецкий хореограф Кристиан Шпук повторил в Москве свои швейцарские постановка (премьера состоялась в 2014 году в Оперном театре Цюриха). Храбрый автор не побоялся представить свой, западный взгляд на «Анну Каренину» российской аудитории.
В преддверии выхода Шпук сказал, в чем сложность характера героини, почему действие перенесено в современность, и зачем сочинять балет на основе романа, который не может танцевать.
– Кристиан, чем московская версия «Анны Карениной» отличается от швейцарской?
– Адаптировать постановку под балетная труппа Музыкального театра. В Цюрихе в начале присутствовал кордебалет, а здесь его не будет. Финальные соло главной героини в текущей версии расширены. У нас есть три певицы партии Анны, очень разные балерины: Ксения Рыжкова, Оксана Кардаш и Наталья Сомова.
Ксения очень молодая, но я пленен тем, как она нашла способы, чтобы выразить чувства Анны. Оксана по-разному работает руками. Моя задача заключается в том, чтобы дать художникам возможность выразить себя. Балет – живое искусство. Устанавливаю параметры материала, но при этом всегда оставляю место, где солисты, чтобы они ощущали себя свободными.
– С вашей точки зрения, Анна Каренина – жертва? — Кэт? Femme fatale?
– Самое удивительное в стиле Анны – то, что не сводится к какому-то одному качеству. Он все время меняется. В какой-то момент ты думаешь, что хорошо знал эту женщину, но Анна ускользает от окончательных определений. Меняется и спектр эмоций, которые она порождает: ты ей симпатизируешь, а затем ненавидишь. Я до сих пор не понимаю некоторых мотивов ее действий.
– Со времен Толстого понятия о приличиях изменились. Поступки Карениной уже не было бы скандала. Как остро воспринимает проблемы этой героини молодое поколение XXI века?
– Права общества – неотъемлемая его составляющая, без которой не может функционировать. Но они и делают людей несчастными. В этом основной конфликт «Анны Карениной». И это звучит в настоящее время. Что касается московских художниц, они ярко показывают ее характер на сцене, но я пока не настолько хорошо их знаю, чтобы составить свое мнение об их отношении Анны.
– Ваш спектакль – балет о любви или о морали?
– О любви и нравственности, об обретениях и потерях. В рамках, установленных обществом, и судьба каждого, кто осмелился нарушить правила.
– В балете три пары героев. Очень густо в час (или немного больше) спектакля…
– Роман Толстого — удивительное разнообразие человеческих отношений. По сравнению с книгой в балете ограниченное количество потоков. Если бы я делал спектакль только про Анну и ее мужчин, получился бы спектакль о ревности и любовном треугольнике. Но для меня это балет о «счастливые и несчастные семьи», о которых написано в первом предложении романа.
Анна, ее муж и Вронский, Долли – Стив Левин – Китти – все это различные формы отношений. Китти и Левин движутся друг к другу, Анна и Каренин уходят друг от друга, Долли и Стива двигаются зигзагом, потому что согласились на несчастливый брак. На самом деле создать балет с этой книги не может быть, она слишком сложна.
Но я был так взволнован ней, что очень хотел попробовать. Я должен был многое решить, оставив лишь основную структуру. Анна и Вронский не существуют в вакууме, вокруг них что-то происходит. Важно было запечатлеть эту панораму жизни.
– Многие ваши коллеги ставят бессюжетные балеты. Можно, наоборот, любит рассказывать истории…
– Я танцовщица поздно, в возрасте 21 лет. До этого я видел себя актером или оперным певцом. И в драме, и в опере сюжет. Возьмите античную мифологию или оперные либретто: часто в основе обычный конфликт, но, как раздутый до космических масштабов, считаться, как огромное увеличительное стекло. Бессюжетные балеты просто красиво. Я люблю добавлять для танцев психологии, искать ответы на философские – кто мы, чего мы хотим и куда мы идем?
– «Анна Каренина» – балет, поставленный для классической труппы с помощью классического танца. А как на вас влияет современный танец?
– Да, основной материал здесь классического характера. Но на спектакле, убедитесь, что в нем присутствуют элементы современного танца. Не совсем согласен с четким разделением на: здесь классика, а здесь – modern dance. Мы с артистами, мы ищем лучший способ, чтобы выразить идеи.
См. также:»Хованщину» Мусоргского впервые стоял на сцене Музтеатра в Москве
– Но современный танец с его телесной свободы не лучше ли выразит эмоциональные всплески героев «Анны Карениной»?
– Не обязательно. В больших сценах на балу, например, все зажаты куртуазными манерами, и тут без классики не обойтись. А когда Анна вырывается из общества, движется по-другому, гораздо свободнее.
– При постановке этого балета шел от истории, а не от баллов. Как он взял музыку?
– До сих пор только один раз ставил балет на заранее определенную музыку – «Ромео и Джульетта» Прокофьева. В других случаях я искал ее сам. На обучение в «Карениной» мне потребовалось два года. Рахманинов и Лютославский (основные композиторы балета), Цинцадзе и Барданашвили – в их партитурах ведущий инструмент – фортепиано. Грузинские композиторы в еще большей степени, чем Лютославский, отвечают в балете за чувство одиночества, постепенно охватывающие Анну.
– Ваши артисты танцуют в тяжелых костюмах, приближенных к реальной одежде xix века. Это для вас важно – соблюдение авторских прав время работы? Не было желание перенести действие в наши дни, как это часто делают оперные режиссеры?
– Я не думаю, что смена костюмов, сделает, что конфликт является для нас более важным. И не важно, что они носят на сцене: либо мы понимаем настоящую драму, или нет. Это было для меня очень важно, чтобы создать простую сценографию и сосредоточиться на формах.
– Когда мы готовились к постановке, я смотрел экранизации романа? С Софи Марсо, Кира Найтли, или, быть может, наши с Татьяной Самойловой? Вы видели балет «Анна Каренина» Алексея Ратманского?
– Я посмотрел и прочитал все, что мне удалось найти. Потом нужно было принять какое-то решение и забыть все, что узнал. Для меня это особый познавательный шанс, потому что в «Карениной» не делал производств из многих предшественников.
– Для этого спектакля нужны танцоры с драматическим талантом. Что сказали на пробах исполнителей в Музыкальном театре? Как вытаскивали из них драматизм?
– Я хотел, чтобы танцоры были честными на сцене. Я говорил, что нужно думать о своей форме и о том, как бы он отреагировал в каждый конкретный момент. Мы делаем это не балет, а театральную постановку – и традиционный пафос балета начал медленно, как из них выйти. Изначально художники нервничали, потому что учили их большим балетным жестов. Но я сторонник того, что небольшим движением танцор в состоянии передать интонации всего мира.
В моем балете вы найдете много моментов, когда на сцене ничего не происходит, но поворот головы или другой телесный аспект выражает какую-то глубокую мысль. Я видел некоторые спектакли Музыкального театра, и я думаю, что это будет новый подход к танцоров, и, быть может, для зрителей.
– Что для вас является специфика труда в российской балета в команде?
– У ваших артистов, тела, как хороший инструмент. Имеют сильную технику. Есть дисциплины, но при этом как-то отстранены, они держат почтительную дистанцию. Я не мог понять, удобно ли им делать то или иное движение. Они боятся об этом говорить, просто хочу сделать все правильно. А мне интересно, когда что-то не работает. Именно в этот момент я могу начать что-то создавать. Я пытался пробудить в художников инициативу. Надеюсь, что это удалось.
Майя Крылова, M24
Об авторе