Вера Лотар-Шевченко, в 70-х годах. Фото yeltsin.ru
18 июня в Екатеринбурге открылся VI Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко.
Я начну — из неопределившихся. По данным свежего опроса «Левада-центра», 52% россиян поддерживает Сталина. В этих «позитивчикам» я вернусь позже. А еще я хочу сказать о других цифрах опроса: по крайней мере, положительное Сталин молодым людям в возрасте от 18 до 24 лет. Но и здесь «определенно отрицательно» его роль назвали 14% таких респондентов. Среди молодежи — только 14%? Самую низкую оценку дали москвичи — 22% жителей столицы России назвали роль Сталина «безусловно, отрицательно». Но и этой цифре, как наслаждаться? Менее чем за четверть?
Сколько крови ЕЩЕ должно пролиться, чтобы те, кто не определился в своем отношении к Сталину, — мы решили?
Так вот: я не хочу сказать о Вере Лотар-Шевченко этим неопределившимся… просто бросаю эту историю им в лицо.
Она родилась в Париже. Отец — француз, известный математик, профессор Сорбонны. Мать испанка, филолог. Ее воспитанием занимались мать и четыре гувернантки. Англичанка, которая не любила слишком высокие требования в гимнастике. Немка преподавала немецкий язык, а потом Вера любила читать по-немецки. Француженка учила манерам, светские обычаи. И еще была гувернантка, ответственная за ее наряды.
От четырех лет Веру, учили музыке. Педагогом был великий французский пианист Альфред Корто.
В четырнадцать она играет из самых известных в мире оркестром под управлением Артуро Тосканини. От ее исполнения Бетховена приходит в восторг Ромена Роллана. В те же четырнадцать начала концертировать, объездила всю Европу и Америку. В пятнадцать окончила Парижскую консерваторию и поступила в Венскую академию музыки.
В ее распоряжении лучшие концертные залы Европы. После выступлений в Америке лучшая в мире компания – Steinway & Sons – предложила Вере Лотар играть на своих роялях и поставляла инструмент на любой концерт, даже в малодоступные горные районы Швейцарии. В знак благодарности за согласие и рекламы «стейнвей» дает ей свое пианино. Это по-настоящему королевские подарки.
Кстати, у Ярослава Кирилловича Голованова прочитала:
«…качество роялей «стейнвей» зависит от травы, где паслись овцы, которых изготовлен из шерсти войлок на ударяющих по струнам молоточках».
Ну, это значит, что европейские и американские турне… успех, успех, успех… она молода, красива, богата и счастлива… влюбленные молодые люди…
Выбрала не совсем молодой, не богатый. Выбрала расточительно, бездумно, только потому, что влюбилась. Как скажет потом его друг, режиссер Владимир Мотыль: пошла за чувствами.
Ее отец имел тягу ко всему русскому. Он и детям дал русские имена — дочку назвали Верой, сына — Дмитрием. И ввел ее в круг своих друзей. Там она встретила будущего мужа — Владимира Яковлевича Шевченко, инженера-акустика, создатели смычковых инструментов», «русского Страдивари».
Его отец эмигрировал из России после революции 1905 года. Володя был тогда подростком. А в 1917-м отец вернулся домой. Сына же он оставил в Париже продолжения образования.
Владимир Яковлевич, я хотел вернуться в страну. И вот, наконец, получил разрешение на возвращение. И приехали они с Верой в Ленинграде, о господи, в 1937 году. Он, она и его двух сыновей от первого брака. Поселили их в маленькой комнате в общежитии, работы не было, жить. Он подрабатывал где мог. Она продавала свои парижские платья.
По закону этого страшного времени, все отнеслись к ним очень подозрительно.
Впрочем, нет, не все. Заступничество великой пианистки Марии Вениаминовны Юдиной позволило Вере Лотар-Шевченко получить «соответствующую исполнительную категорию и начать работу в Ленинградской государственной филармонии.
Здесь я должен сделать небольшое отступление. Существует легенда, связавшая Сталина и Юдину. Эту легенду — то ли реальная история? — рассказывал Дмитрий дмитриевич Шостакович.
Юдина была самой эксцентричной фигурой в истории русской музыки. Окончила Петроградскую консерваторию в 1921 году, в классе фортепиано профессора Леонида Николаева (у которого учился и Шостакович). На сцену она выходила всегда в черном длинном платье со свободными «поповскими» рукавами (почти что исчезают) и с большим крестом на груди.
Говорят, никому не были ведомы такие тайны производства звука, как Юдиной. Играла с силой десяти мужчин! Музыкальные интерпретации Марии Вениаминовны воспринимается аудиторией, по свидетельству музыковеда Соломона Волкова, как иступленные проповеди. Но ее же «просто» музыки было мало и часто, прервал свой концерт, обратилась к публике со стихами запрещенных тогда Пастернака и Заболоцкого.
За это ее одну на долгое время запретили, выгнали с работы в школе, а она упорно стояла на своем. Сломать и уничтожить ее можно только физически, но была «охранная грамота».
Вера Лотар-Шевченко в молодости
Однажды Сталин услышал по радио Моцарта в исполнении Юдиной и потребовал себе эту запись. Все были в шоке. Никто не мог решиться сказать вождю, что это была прямая трансляция и записи просто нет. Юдину срочно вызвали в студию, и всю ночь она записала с оркестром этот концерт. За ночь сменилось несколько дирижеров, пока не удастся тебе диск, дирижеры вырубались от усталости и страха… а Юдин все играла и играла.
Утром диск представил Сталину. Количество записей уникален — один экземпляр.
После получения диска, Сталин спасибо Юдину большую сумму денег. Юдина поблагодарила его письмо, в котором сообщила, что жертвует эти деньги на нужды церкви. И добавила, что будет молиться Богу, чтобы Сталина были прощены все его тяжкие грехи.
Это письмо было хуже самоубийства. Но никаких репрессий в отношении Юдиной не отреагировал.
Рассказывали, что когда Сталин умер, то эту самую пластинку Моцарта нашли на проигрывателе рядом с кроватью вождя. Можно как угодно относиться к этой истории, но даже очень скептически Шостакович настаивал на ее правдивости.
В 1941 году, перед войной, Владимира Яковлевича Шевченко был арестован.
Со всей своей французской отвагой и темпераментом, в котором бурлила моей мамы испанская кровь, Вера пошел в НКВД и начал кричать, путая русские слова, и французские, что ее муж — замечательный честный человек, патриот, а если они этого не понимают, то они дураки, идиоты, фашисты и забирай и меня Они взяли. В статье «сто шешнадцать на пол».
И будет Вера Лотар-Шевченко тринадцать лет, выход в лес. В Тавде свердловской области. Узнает о смерти мужа в лагере и детей в блокадном Ленинграде. Не сразу об этом узнает.
На протяжении многих лет пишет на мужа в никуда. Стих из одного ее письма мужа из лагеря в лагерь: «мы еще будем жить настоящей жизнью».
Ублюдки! Знали же — был еще тот учет и контроль! — то, что нет ее мужа в жизни.
Первые два года в лагере умирала. А потом сказала себе: раз он живет, это значит, что я должен жить. Шла завещания Бетховена всем страждущим: Stirb oder Auf! Умри или Будь!
Бесплатно в Нижнем Тагиле. И прямо с вокзала в драной лагеря телогрейке из последних сил бежала поздно вечером в музыкальной школе, дико стучала в дверь, прося «разрешения подойти к этому, чтобы фортепиано»… чтобы… чтобы «играть концерт»…
Ее разрешили. И здесь первый и последний раз в жизни она испытала страх. Я не могла решиться коснуться клавиши. Пальцы пианиста деревенеют, если он не играет даже в один день. А она тринадцать лет не прикасалась к роялю. Ей казалось: вот Шопена будет в состоянии играть, а Баха не сможет… мог и Шопена, и Баха… а вот Бетховена не сможет… мог и Бетховена…
У закрытых дверей, не смея войти, плакали навзрыд учителя. Было ясно, откуда прибежал в драной телогрейке.
Играла почти всю ночь. И уснула за инструмент. Потом, смеясь, говорила:
«А проснулась уже учителем в этой школе».
Директор музшколы — Мария Николаевна Машкова — он был первым человеком, который пригрел и приютил ее в Нижнем Тагиле. Взяла на работу иллюстратор, разместила уже в школе. Вера Августовна играла детей, любую классику, о которой на уроке говорил учитель. Счастливые дети! Кого слушать…
На первую зарплату возьмет в аренду офисное royal. На второй: шьет себе черное концертное платье в пол. Конечно, для филармонических стен, хотя до них было ой как далеко. А потом, скопив денег, купит шубу. После лагеря или с чужого плеча одежда — это такое женское счастье идти по снежному Тагилу в новой летней элегантной шубке.
И вот как то поздним вечером догоняет ее два бандита, нож к горлу и говорит:
«Раздевайся! Езжай мех!»
«Что?! Это моя первая одежда после лагеря!»
— вместо того, чтобы испугаться, он упал в гнев, Вера Августовна. Бандиты потеряли:
«А ты где сидела? Кто был начальником?»
Начали общаться, найти общих знакомых. Потом мужественно вели ее домой и сказали:
«Извините, не знали. Иди в его шубе спокойно. Я тебя в этом городе никто не тронет!»
А когда через несколько лет перед первым концертом в Уральской консерватории ведущая заглянет за кулисы, чтобы проверить, прилично ли выглядит Лотар-Шевченко, и удивленно-одобрительно оценивая то же самое черное до пола платье, притворяясь, что Вера Августовна скажет, улыбаясь:
«Она думает, что я из Тагила. Забыла, что я из Парижа».
Говоря о Париже. Ее звали вернуться. Там остались родственники. Но она всем отказывала. Она пояснила:
«Это было бы предательством в отношении тех российских женщин, которые поддерживали меня в трудные годы в сталинских лагерях».
В 1957 году он был старший сын Владимира Шевченко Денис. Выжил в блокадном Ленинграде. Потом ушел на войну. После войны продолжил дело отца — стал мастером-акустиком, создателем смычковых инструментов. И тоже был очень талантливый — получил большую золотую медаль Международного конкурса альтов в Италии.
См. также:Много наших, мало избранных
В 1965 году о Вере Лотар-Шевченко сказал в «Комсомольской правде» Симон Соловейчик. А позже много писал о Вере Августовне мой друг и коллега Юрий Данилин, который в те годы был собкором «Комсомолки» в Западной Сибири.
Последние шестнадцать лет своей жизни Вера Лотар-Шевченко жила в Академгородке под Новосибирском.
Это не только восстановится, но в лагере как музыкант, но и начнет активную гастрольную деятельность. Москва, Санкт-Петербург, Одесса, Омск, Свердловск, Чита, Кострома, Красноярск, Львов, Краков, Киев…
Иногда к ней вернулось французская легкость. Как-то в подземных вечер Вера Августовна прикатила к Данилину в корпункт «Комсомольской правды» на такси (двадцать пять километров от академгородка) и с порога объявил: «мы Будем кутить!»
«Идите сюда»,
— предложил Данилин, понимая, что это предпраздничная ночь в городе. Но понимание реалий никогда ее не интересовало.
«Здесь нужно работать, а не кутить»,
— она сказала о корпункте. И вот нашли на улице какой-то случайной, но дорого автомобиля, и долго, долго ездили по городу в поисках романтического места. Вдруг — кафе «Волна».
«Что это значит — «Волна»?»
— спросила Лотар-Шевченко. Странно, но на абсолютное знание почти всех европейских языков, русский не очень дает. Данилин хотел признаться, что ничего хуже этого гадюшника в Новосибирске нет, но измотанный водитель крикнул радостно:
«Это, море, брызги, вода, фейерверки…»
— и выбросил их. Грязная забегаловка, синюшные лица, дым коромыслом. Она поворачивается и говорит с удивлением:
«Здесь нет фортепиано».
«Господи, хорошо, если посуду мыть хотя бы раз в день»,
— подумал Данилин.
Вера Августовна в старой каракулевой (же!) шубке, которая, однако, выглядит на нем, как горностаи. Она всегда умела быть видны. Вот и пьянчужки в «Волне» вдруг тихо и с какой-то смиренной тревогой на нее посматривают. Женщин в зале вообще мало. А такой не видели никогда.
Лотар-Шевченко царственно подходит для бар (якобы) стойке, он там короткие переговоры и говорит, обращаясь напрямую к гостям:
«Месье! Водка (показывает, высоко подняв вверх, две бутылки). Нужен рояль!»
От столиков поднимаются два «месье», ни слова не говоря, принимают бутылки «Посольской» и заснуть ночью.
«Навсегда»,
— мысли Данилин, зная местные нравы. И он ошибается. Уже через двадцать минут, и все прильнули к окнам и видят, как через трамвайные пути эти две «дамы» очень приличный вид кабинетный рояль. Выменяли на водку у сторожа соседнего Дворца культуры. Не «стейнвей», конечно, но правильно «Эстония».
И вот в новогоднюю ночь в промышленном районе Новосибирска в кафе «Волна» играют Брамса! И — как!!!
Вышла вся кухня, вышли швейцары, гардеробщики. И все, что стоит уважительно слушают музыку. Полтора часа никто даже не вздрогнул. Это безумие! Не «Волна», а зал Дворянского собрания.
И, увидев их, ручка все Вере Августовне целуются, и машина есть, и трогательное прощание.
«Нет, я не знаю своего города!»
— думал Данилин. Мы не знаем своей страны, своего народа — я от себя добавлю.
Я разговариваю с Натальей Алексеевной Ляпуновой, биолог, генетик, доктор наук. Ее отец, Алексей Андреевич Ляпунов — известный математик, из тех, кто, вопреки мракобесию защищал у нас кибернетику как науку. С Верой Лотар-Шевченко познакомились в Академгородке.
«Вера Августовна не любила рассказывать о лагере. Но если вы по-прежнему вспоминает только хорошее. Пять лагерей изменилась. А все рассказы ее — какие там замечательные люди! Вот в одном лагере начальник-порядочный человек. И там сидели многие музыканты, кстати, очень известных. И начальник придумал создать в лагере оркестр. Какие-то струны нашли, духовые, даже на распределителя играл. Классику, между прочим.
И Вера Августовна для каждого она написала музыку и сам вел. Фортепиано, конечно, не было. Но на ней весь оркестр держал. Освоила аккордеон, аккордеон. И там ее очень любил. К ней нельзя было плохо относиться, она была такая беззащитная и вся в музыке.
Потом стуканул кто-то на этом коменданту лагеря, его забрали. Но Веру Августовну и после него сохраняли, как могли — они переехали на какое-то время с лесоповала на кухню. На мытье посуды. «Это было счастье, — вспоминала она, — руки в теплой воде!»
На ее концерты в Москве и санкт-Петербурге билеты в первый ряд не продавали. Места здесь — всегда! — предназначены для тех, с кем сидела в сталинских лагерях. Пришел — это значит, что он жив.
Пальцы Веры Августовны до конца жизни были красные, корявые, узловатые, изогнутые, изувеченные артритом. И еще — неправильно сросшиеся после того, как их на допросах входит («медленно, смакуя каждый удар, рукояткой пистолета»), старший следователь капитан Алтухов.
Имя это она помнила всю жизнь и никогда его не простила. Это ее привычка держать только за добрые и хорошие! Не, все правильно: надо уметь прощать и уметь не прощать.
Значит, так: дальше, о людях. Живя в Академгородке, Вера Августовна все выходные она проводила в семье Ляпуновых.
«Мама смазывала ее руки облепиховым маслом, папа разговаривал с ней, к ее счастью, по-французски, и я всегда сопровождала ее на концерты. Папа не имел музыкального слуха, но специально для Веры Августовны купил в нашем доме пианино, не «стейнвей», конечно, но приличный Bekker. И часто на нем играла.
В целом в повседневной жизни был человек неприспособленный. Она сказала мне: «Натусь, я ставлю курицу приготовить в кухне, и я иду играть к себе в комнату, я играю, я играю, пока дым тяжело с кухни не пойдет, ну я иду и выбрасываю почерневшую кастрюлю с курицей». Но она научила меня делать сыр камамбер, без которого, как француженка жить не могла: «Заворачиваете в полиэтилен плавленый сырок «Дружба», ставишь на теплую батарею и память. Через три месяца от аккумулятора начинает идти очень французский аромат, сыр покрывается плесенью — вот и камамбер…» И смеялась при этом так радостно, как будто и не было пяти лагерей, тринадцати лет на лесоповале… Такой детскость души…»
— рассказывает Наталья. котина.
А потом ей купили новый «стейнвей». Говорят, сын Владимира Шевченко — Дени — отправил из Москвы. Но нет,-музыкальные пальцы не успели к нему прикоснуться. 10 декабря 1982 года, Вера Августовна Лотар-Шевченко умерла.
В декабре 2006 года в Новосибирске состоялся первый Международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Так, основатель конкурса Юрий Данилин перевел Веру Августовну с нелегального положения на легальное.И большое спасибо Фонду Ельцина, который стал основателем конкурса и очень помогал и помогает.
На протяжении многих лет на могиле Лотар-Шевченко стоял обелиск со звездой. Как будто она родственница Марксу, Энгельсу и Ленину. Ну, не было в местной погребальной конторе других надгробий.
Артем Соловейчик, сын Симона Соловейчика и главный редактор газеты «Первое сентября», установил на могиле новое надгробие. На белом мраморе выбиты слова Веры Августовны: «Жизнь, в которой есть Бах, благословенна…»
В сентябре 2007 года лауреаты Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко играл в Париже. В стенах ее родной школы — зале Корто. А Вера Августовна смотрела с плакатов на родной улице.
В этом году впервые французская Высшая школа музыки им. Альфреда Корто с радостью сообщила о начале официального сотрудничества с Международным конкурсом пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Директор школы Франсуаза Ноэль-Бренда сказала, что ценности, которые несет в себе конкурс и его школа, такие же. И главная среди этих ценностей — творчество. Качество — в высшей степени компетентные Вере Лотар-Шевченко.
А всего несколько лет назад, когда первые победители конкурса играл Рахманинова в нашем зале консерватории в память о Вере Лотар-Шевченко, французский посол, помню, плакал. И говорил сквозь слезы, что во Франции ее никто уже не помнит.
* * *
В лагере была хорошая идея кухонным ножом вырезал для нее на нарах фортепианную клавиатуру. А она ночью играла на этом тихом инструменте Баха, Бетховена, Шопена. Женщины из барака, потом уверяли, что знает эту беззвучную музыку, просто наблюдая за ее искореженными работой на лесоповале пальцы и лицо.
Я думаю, что эта клавиатура на лагерных нарах, этот самый необычный музыкальный инструмент XX века — это был настоящий «стейнвей».
P. S. 52% россиян, которые, согласно опросу, считают, что Сталин сыграл положительную роль в жизни страны, — не думаю, что абсолютно все уверены сталинисты. Скорее всего, так и ненавидят то, что происходит сегодня, что они так хотят, чтобы хоть на некоторое время вернулся Сталин. Но сталины на минуту не возвращаются.
Зоя Ерошок, «Новая газета»
Об авторе