Александр Рудин: «я Надеюсь, что я не потерял способность чему-то учиться»

Автор:Аида Воробьёвa
, , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,

Александр Рудин: «я Надеюсь, что я не потерял способность чему-то учиться»

Александр Рудин

Виртуоз-виолончелист, харизматичный дирижер, интеллектуал с превосходным чувством юмора, обаятельный собеседник и, я думаю, что это, но главное – настоящий Музыкант. Александр Рудин последовательно уже на протяжении многих лет радует ценителей прекрасного своими эксклюзивными проектами, воплощаемыми им активные навыки, отличным вкусом и удивительной красотой. Мы встретились с Александром Израилевичем в преддверии весны, в красивом двухэтажном особнячке в Гарднеровском переулке, с его атмосферой старой Москвы, уже пропитанный запахом талого снега.

– Ты чувствуешь весну, воздух прозрачным стал?

– Да, и день уже получил.

– Этой весной у Musica Viva много интересных проектов. Среди них выделяется концерт 14 апреля в Зале Чайковского, с российской премьерой двух старинных вещей – оратория Хассе «Паломники ко Гробу Господню» и оперы-кантаты Генделя «Ацис, Галатея и Полифем». Программа уникальная. Как возникла ее идея?

– У нас этот абонемент – «Шедевры и премьеры» – уже проходит много лет, и мы стараемся на каждом концерте представить что-то неожиданное, редко исполняемое. На тему Генделя хочу отметить, что, хотя Генделя играют чаще, в основном это инструментальная музыка. А оперы как раз почти не играют. В последние годы Московская филармония начала представлять каждый год одну из опер Генделя, и Musica viva участвовала в этих абонементах. Таким образом, мы играли три оперы Генделя и по-прежнему традиционно для ознакомления целевой аудитории с опер Генделя в филармоническом абонементе оркестра Musica Viva. «Ацис, Галатея и Полифем» – ранняя итальянская версия оперы. Изначально была идея объединить в одной программе двух авторов, а это одна из самых маленьких опер Генделя, несмотря на то, что идет немного больше, чем один отряд. Мы рассчитывали с тем, чтобы найти что-то не очень короткий у Хассе, и что это не очень длинная у Генделя. «Ацис, Галатея и Полифем» – замечательная опера, а Хассе у нас вообще мало проходит. Мы уже играли Хассе, и даже записали виолончельный концерт. Хороший композитор. Он был весьма плодовитый и популярный, и действительно, его музыка очень красивая. При этом совершенно незаслуженно забытая. Но яркие, свежие, эмоциональные, и я думаю, что она должна звучать. Теперь главное, чтобы все собрались в нужное время в нужном месте, чтобы все у нас сложилось.

– Я заметила, что участники проекта – молодые певцы из разных стран, самому старшему, Моргану Пирс – 27 лет. Вам нравится работать с молодыми исполнителями?

– У нас так часто бывает, что в проектах оперных будут международные составы. Редко случается, чтобы участвовали только отечественных художников, да и это, как обычно, это певцы, которые проходят стажировку за рубежом. А с молодыми приятно играть, и еще они любят музыку.

– Может быть, вы планируете развивать это направление – работу с молодыми оперными певцами, как, например, Молодежная оперная программа в Большом театре или Академия молодых оперных певцов в Мариинке?

– Нет, у нас, как оказывается, не всегда. Хотя я этого никогда не избегаю. С удовольствием бы работал с молодыми певцами, но вся проблема в том, что сначала нужно найти этих людей, и чтобы при этом были не только молодые, но и достаточно зрелые, профессионально подготовленные. Этот репертуар, вообще мало говорит. Много нужно было выучить его заново, это абсолютно свежие партии, и не все так охотно реагируют. Кстати, молодежь легче реагирует на что-то новое. Однако, я должен сказать, что нам везло. В наших проектах все оперные певцы – как на подбор. Я всегда был доволен тем, как у нас это прошло. В целом, конечно, не в деталях. Подробности всегда можно сделать лучше.

– Будет ли повтор этой программы?

– Этот вопрос я слышу часто и вынужден отвечать отрицательно. Сразу, конечно, мало. Но…Я это постоянно слышу вопрос про наши «Вариации на тему рококо» Чайковского из балета. Нас спрашивают, а это у вас еще будет? А где это будет? Но ведь это все стоит – такой проект, как кросс-балета и оперы. Может быть, это наше упущение – надо сразу планировать и делать два или три раза. У нас в стране замечательные традиции и масса музыкально продвинутых городов, но попробуйте дать им такой проект, и никто не возьмет, у всех «нет денег». Как правило, это средства, чтобы раз в год или два провести фестиваль, пригласить одну звезду и потратить все деньги на его зарплату. На все денег не хватит. Лично для меня это не проблема: – на заработную плату, мы делаем это без гонорара. Но мы не можем пригласить танцоров или певцов, и говорить им: «извините, мы платим сразу, а остальное вы должны сделать, просто так для публики». К сожалению, это не пройдет. Или скажем так – не всегда проходит. Есть исключения, но для таких больших проектов, это рискованно.

– Продолжая тему работы с молодежью. В ближайшее время вы собираетесь работать с Уральским молодежным симфоническим оркестром.

– Я не собираюсь, я уже еду с ними семь лет. Или даже восемь.

– Как вы Можете начать работать с ними?

– Я не помню. Меня пригласили туда много лет назад. Это замечательная команда. И, конечно, Свердловская филармония – передовая у нас в стране. Там феноменальный директор Александр Николаевич Колотурский. И создал этот коллектив – Уральский молодежный симфонический оркестр. Я к нему езжу каждый год, а в этом сезоне это уже третий раз поеду. Наши отношения стали крепче – мы планируем еще теснее сотрудничать. Их ведет дирижер Энхэ, собрал этот состав. Но там постоянная ротация, они растут, и не имеет конкретной возрастной ценз. Потом идут соревнования во взрослых оркестра. Это очень трудно – все время держать равновесие, планку качества. Да, действительно, где любят музыку! Смотрят тебе в рот, готовы слушать все время и получать удовольствие от процесса. Я с удовольствием к ним езжу. У нас разные играл с ними программы, правда, в стиле барокко не играл. Это уникальный коллектив. Я думаю, что они еще свое слово скажут.

– У нас вообще не так много молодежных оркестров.

– Их несколько, в Воронеже, в Казани, но эта группа очень хорошая, особенно струнная группа, отлично играют. И там еще такие хорошие ребята, что периодически мы играем с ними, как с солистами. Представляете, какой там высокий уровень, если они могут выйти на сцену и сыграть, как солистов с оркестром.

– Возвращаясь к концертным постановкам опер. В следующем сезоне в Московской филармонии откроется абонемент «Опера!», которые делают, что Владимир Юровский и Владимир Федосеев. А вы не планируете сделать свой собственный абонемент с концертными постановками барочных опер?

– Ну, мы появляться периодически, у нас есть свои абонементы в Московской филармонии. Дело в том, что это не от нас зависит, а от филармонии. Хотя, в общем, филармония заслуживает лестных слов. Концертный зал им. Чайковского превратился в central hall в Москве. И программы там отлично сделаны. Но обсуждать с ними планы сложно. Переговоры с филармонии не всегда просто.

– Недавно мы говорили с Александром Владимировичем Чайковским. Говорили о новшествах в филармонии: недавно была введена такая должность, как «директор подписки», которая отвечает за все: за содержание, а за рекламу и продажу билетов, и это действительно повысило тарифы.

См. также:Михаил Гантварг: «Коллективу консерватории в очередной раз плюют в лицо»

– У нас условия работы с филармонии довольно сложно. Мало того, что программа всегда проходят через их сито внимательной оценки, но еще и в конечном итоге мы платим приглашенным исполнителям. Сложные условия в стране. А то, что происходит в стране, отражается на концертной деятельности.

– Сколько Musica Viva теперь своих абонементов в Московской филармонии?

– Немного: это «Шедевры и премьеры» в Концертном зале им. Чайковского, «Золотая классика» (наш новый абонемент, стартовал с этого сезона) и «Популярная музыкальная энциклопедия» с Артемом Варгафтиком в новом зале Филармонии-2.

– Именно, чисто оперы подписки не имеет. А если бы было что-то подобное, как «Опера» Musica Viva и Александром Рудиным»?

– Это было бы здорово, но очень дорого собирать, и больше, чем один раз в год не сделаешь. Хотя у меня есть много материала. Musica viva, кстати, планирует в новом сезоне концертное исполнение одной русской оперы. А в целом-это направление, хотелось бы продолжения.

– Конечно, кому, как не Вам, чтобы продолжить. У вас есть для этого условия. Прекрасный оркестр, Свою приверженность и знания.

– Да, но наш оркестр – камерный. Всегда приглашаем много дополнительных музыкантов для исполнения оперы. Даже если это барочная опера. И так нужно думать о духовиках, или о семье. И это всегда упирается в финансы. Когда не имеет дополнительной опоры, нужно делать своими силами.

– Много трудностей необходимо преодолеть?

– Единственная трудность – финансовая. Потому что, если это только какой-то минимум, можно провести так называемый «кастинг» и пригласить кого-то, но это происходит при огромном напряжении и ущерба для других проектов, и чьи-то кошельки. Я хочу иметь поддержку, но, к сожалению, не филармонический коллектив и поддержку от Департамента культуры не хватает в основном на зарплату музыкантов и малый администрации оркестра. Несмотря на то, что наши работодатели не очень заинтересованы нашими проектами, не.

– А ты не вы получаете Президентский грант?

– Мы получаем, да.

– Это как это поддерживает оркестр, помогает более или менее существовать?

– Дело в том, что из всех творческих коллективов в Москве без учета субсидий у нас самые маленькие зарплаты. В то время, когда мы начали работать, как московский коллектив (а мы поздно начали, в десять лет еще нет), все команды получили так называемый «коэффициент», то есть предоставление в полтора, два или даже три раза. И в Москве при Лужкове почти все сколько-нибудь заметные коллективы, театры, оркестры, ансамбли – получили коэффициент, а нам сказали – «подождите, еще только пришли». А потом эти коэффициенты отменили вообще. И оказалось, что все, кто эти коэффициенты были, так их имеет, а мы и так остались без них. Поэтому наш президентский грант – это замечательно, но его едва хватает на то, чтобы это вообще работало. Мы получаем гораздо меньше, почти каждого оркестра Москвы. У нас очень маленькие зарплаты.

– Сколько человек входит в оркестр?

– Наш позвоночник 22 человека, в основном струнники. Были духовые тоже в состоянии, с частичной занятостью. Но сейчас пришлось снизить почти до струнного состава, так и с струнников у нас тоже кто-то ушел.

– Музыканты работают годами?

– Многие из артистов могу назвать очень опытными людьми, процентов 70 или 80. Проверенные годами люди.

– Да, это видно, когда смотришь на сцену, видишь, что это один, сплоченный коллектив, и каждый, кто находится на сцене, они делают музыку с любовью и энтузиазмом. Как Вам удалось сделать профессионалов неравнодушными?

– Они работают не только ради денег, конечно. Конечно, у нас есть взаимопонимание и взаимодоверие друг к другу. Я вообще люблю открытые глаза, чувствительность, свежесть. Я предпочитаю это все опыт, конечно.

– Принять молодых в оркестр?

– Мы практически никого не берем, потому что, как я уже говорил, у нас есть ярлык… Но средний возраст достаточно молодой. Хотя есть и такие, которые работают со дня основания – три человека. Много. Начиная с 1978 года. работает.

– Часто ли вы играете подлинные вещи. А с инструментами у вас как?

– Все свои инструменты. Более или менее приличные.

– У вас какой инструмент?

– У меня свой инструмент, на котором я иногда играю, работы анонимного бывшего учителя, инструмент хороший, но не выдающийся. И еще у меня в использовании инструмент из Госколлекции. Это инструмент великого мастера Доменико Монтаньяна. На этом инструменте я играю очень давно, играл еще в конкурсе, кстати. Инструменты Госколлекции – вообще отдельная тема, очень там трудно. Это масса бумаг. Масса проблем. Стоит тоже очень много. И страховку надо платить. В том числе это одна из причин, почему наши исполнители не могут себе позволить инструмент для работы с Госколлекции. Я могу сказать так, у меня свой инструмент, на котором часто играю, и это не инструмент из Госколлекции, выдающийся инструмент, на котором играл несколько наших известных отечественных музыкантов. И, в принципе, практически у всех наших исполнителей свои инструменты. У кого-то лучше, кого-то хуже, но свои. Когда мы сделали то, что до работы в Министерстве культуры, в последние несколько лет до кризиса, который сейчас разразился, нам удалось купить клавесин и контрабасы. Хорошо, что мы успели, и это осталось у нас.

– Musica Viva гастролирует как в России?

– Мы играли в прошлые годы. Сейчас уже меньше, в связи с отсутствием соответствующего финансирования. Уже давно прошли те времена, когда принимающая сторона брала на себя все средства и затраты. И да, где-то нужно искать деньги на дорогу. Главное – это дорога. Это всегда проблема. Многие залы, филармонии готовы нас принять, но опять же все упирается в деньги. И в первую очередь, конечно, транспортные расходы. Ты знаешь, как дорого у нас сейчас рейсы внутри страны? А расстояния большие. Уехать куда-нибудь в Сибирь – это десятки тысяч евро. И должны быть спонсоры, наличие которых всегда проблема. К сожалению, они предпочитают поддерживать другие направления, музыкальные, театральные.

– У некоторых оркестрах есть спонсоры.

– Они все немножко теперь «прилипают». Я разговаривал со многими оркестрами, их толщины и в больших оркестров тоже спонсоры прижать. У нас в данный момент, к сожалению, нет спонсоров, мы их ищем – приходите к нам, приходите! Помогите мне, пожалуйста.

Культуру надо поддерживать, должен быть институт меценатства. Когда же закон примут.

– Может, и не в законе дело. А в нашем восприятии.

– Может быть. Вадим, в сша сказал, что в Америке, что вся культура развивается на инвестициях меценатов, частных пожертвований. Там это очень распространено.

– Конечно, что у них все оркестры есть практически в частных инициатив. Не понятно, как это все работает, но по-прежнему работает.

– Вы – человек известный, но в интернете информации о Вас мало. Особенно того, что касается молодости. Вы можете заполнить эту брешь? Вот, например, где начинали учиться, кем были их друзья?

См. также:Московская филармония обновила свой сайт

– Ну, это информация не секретная. Я учился в Гнесинской школе. Хотя начал учиться в школе при консерватории, два года в семилетке. Потом учился в Гнесинке, потом в Гнесинский институт, который не окончил по двум специальностям, виолончели и фортепиано, в 1983 году, потом пошел в армию, был в армии, и потом я поступил в консерваторию на дирижерский факультет, в 1985 году, а окончил в 1989-м. Вот в двух словах.

– За те годы, которые были перечислены, были друзья?

– Я мало с кем дружил. У меня были и есть с этим проблемы. То есть, это не проблема, это черта характера. У меня очень мало людей, которые мне близки. Это очень мало. Я не думаю, что обо мне можно сказать, что я чурался или чуждался, или что я закрыт. Я всегда хорошо общаться с людьми. И здесь (в студии Musica Viva в Гарднеровском ac – ок.авт.) тоже хорошо общаться, с большим удовольствием сидим на кухне. Конечно, иногда я встречаюсь со своими одноклассниками, но это всегда происходит по. Сказать, что я специально поддерживаю постоянные отношения с кем-то из них, вы не можете.

– Специально, не специально, но бывает, что такой человек, с которым у тебя отношения проходят через всю жизнь…

– Всю жизнь? Не, у меня таких людей нет. Я с удовольствием вижу их на улице, многие из них даже в Москве или в других городах, в Новосибирске, в бывшем Свердловске …Сейчас, кстати, поеду в Кишиневе. Я играю там, я еду, но есть еще одна причина – там живет один из моих коллег. Мы с ним созваниваемся, три-четыре раза в год поздравляем друг друга с праздниками. Я поеду навестить его.

– А где там играть?

– В Кишиневе есть замечательный органный зал. Место это вышло за рамки российской музыкальной деятельности. Там мало концертов проходит, но играют свое, и многих из Румынии приезжают. Ну, у нас есть такая точка зрения, как бы это сказать, мы считаем в центре событий, все то, что происходит где-нибудь в другом месте, мы просто не знаем. Но везде одно и то же жизнь. И даже, может быть, более активная, чем у нас. И многие не знают, что у нас происходит. Очень жаль, что потерялись эти огромные пространства большой страны, Советского союза. В этом смысле я ностальгирую, конечно. Вот в Киеве я был последний раз за неделю до всех этих событий, с Назаром Кожухарем и компанией. Мы были в Киеве, Львове, Сумах. В Сумах феноменальный концертный зал, я там играл шесть сюит Баха. И в Киеве я тоже играл Баха. Мы играли там барочную музыку на гамбах. Красиво было.

– В Харькове была замечательная филармония.

– Да. Но я там очень давно не был, все забыл уже…Два года назад я ездил на Украину, они были очень открыты к совместным проектам. Хочу выразить надежду, что этот мрачный период, когда я встану на ноги, и наши музыкальные отношения возобновятся. Несмотря на это, очень многое нас объединяет. В продолжение темы: люди часто спрашивают меня, но если вас пригласили на Украину, мы едем? Я бы, конечно, поехал, естественно. Лично у меня с ними никаких проблем нет. Если потребуется, я поеду. Вы не можете положить свою деятельность, и профессия, и призвание в зависимость от каких-то тактических, политических ситуаций.

– Возвращаясь к взрослению. Есть ли у вас кумиры в юности? Кто для Тебя был отличным музыкантом?

– Я должен сказать, что я ко всем относился с уважением. Может, это у меня позже появилось. Но, пожалуй, только Он был и остался для меня кумиром. Я считаю, что величайшим исполнителем и музыкантом, и очень общительный, не всегда со знаком плюс, между прочим. Но это была необычная личность. Он прожил несколько жизней, может быть, даже кто-то выжил. Сейчас его многие ругают, как играл: и это было не так, и это не так…Не знаю, мне нравится. То, что он делал, мне не понравилось, а с годами количество музыки, которую он выполнял и которая мне не нравится, растет. Но это связано, скорее, с формированием собственного взгляда, окостенением каких-то позиций. Думаю, этот исполнитель из виолончелистов по-прежнему был высокий, да. И Гленн Гульд, конечно. Всегда, по крайней мере, раньше. И сейчас тоже, просто я уже давно не видел и не слышал его фильмы. Но, если через пять минут посмотреть, я понимаю, что это феноменальная личность. Кто еще? Рахманинов. Энеску. Такие личности. Скорее, создатели и исполнители. А таких кумиров, чтобы я собирал фотографии и развешивал их, – не было. Ну, а как личности, лучше искать не среди музыкантов и не в то время, в другую эпоху. Альберт Швейцер. Он и сейчас является для меня если не кумиром, то это очень уважаемый мною человек. Такие люди, которые сочетают, казалось бы, несочетаемые поле деятельности в своей жизни: в Африке, лечил людей, был органистом, писал о Бахе. Это заслуживает восхищения. Чтобы у меня были кумиры среди исполнителей? Не. В общем, все, что мы делаем, — это вторично.

Существует целый ряд художников, которых я очень люблю, сейчас, сегодня, но они не являются моими кумирами. Ни в коем случае. Кумиры – это что-то идолопоклонническое. Я, например, очень уважаю и очень ценю Плетнева. Слава богу, у нас теперь стала хорошая ситуация с дирижерами в Москве. Владимир Юровский мне очень нравится – как дирижер, музыкант, философ. Очень много молодых исполнителей – Юра Фаворин Владик в соединенных штатах. Эти два пианиста – мне очень нравятся, я имел честь быть признано их педагогом по камерному команды. В настоящее время очень много молодых хороших виолончелистов. Я имею в виду молодых по отношению друг к другу – в возрасте сорока лет. Не буду всех перечислять, но они есть. Боря Андрианов. С нами сотрудничает Эмин Мартиросян – это вообще феноменальный музыкант. Может быть, еще не все о нем знают. Много хороших, интересных, и у каждого можно чему-то учиться. Надеюсь, что не потерял способность чему-то учиться. Хотя со временем это теряется. Это окостеневает и уже не можешь учиться. Бывает, и лень. Ждешь пенсию уже.

– Что Тебя заставляет все время идти вперед, учиться, развиваться?

– Инерция. Просто инерция.

– Но откуда-то берутся новые проекты? Я помню Ваш проект с Марианной Рыжкиной. Это надо было придумать.

– Я давно хотел это сделать. Это не то, что пришло сейчас в голову.

– А у Тебя это так легко выглядит, как будто раз – и по щелчку пальца…Очень стильно, элегантно и непринужденно.

– Да, это же исполнение так и было, нам было очень хорошо, меня по крайней мере. Марианна говорит, что ее тоже. Эта идея уже, наверное, лет двадцать. Просто теперь реализовалась.

– Идеально подобранные и работа, концепции и хореографии.

– Мне тоже кажется, что хорошо получилось. Жаль, что получилось только на один раз.

См. также:Азербайджанский тенор-ученик Паваротти покоряет сцены по всему миру

– Такие вещи заслуживают того, чтобы больше людей увидело.

– Где, где эти люди, которые нажимают на эти проекты? Я их не вижу.

– Я знаю, что ты любишь Гайдна. Скоро будет концерт, «Портрет Гайдна на фоне Вены», там представлена редкая музыка, как программу составляли?

– Мы уже играли. Это все просто уже давно забыли. Музыки в этот период было написано очень много, и композиторов были сотни. И иногда-это профессиональная музыка. Когда вы играете, и интересно, почему ее не знают… А почему Гайдна сегодня не играют? Симфонии Гайдна, большие оркестры не принимают теперь. Ранее играл. Лет тридцать-сорок-пятьдесят назад. А теперь это, якобы, дает на откуп камерным оркестрам, барочникам, но у нас камерные оркестры предпочитают другие писания и Гайдна упускается из виду. Некоторые еще так относятся к нему, что это немного деревенский музыка, там мало контраста, малоинтересная. Но это очень хорошая музыка, и все там есть. Только там все это нужно раскрыть. Подумать над этим. Мало играют Гайдна, согласен.

– Традиционный вопрос: есть такая вещь, которую мечтаете сыграть?

– Я играл в много. Я должен сказать, что я как раз из тех исполнителей, которые играли много разных вещей. Я хотел бы сыграть еще какие-то вещи, но в разделе мечты это не идет. Есть один рассказ, который я жалею, что не снялся в молодости, и в молодости, а сейчас уже лень учить. Но я Тебе не скажу какой.

– Есть вероятность, что когда-нибудь мы будем слушать его в Вашем исполнении?

– Теперь уже вряд ли. Жаль, что его не научил когда-то…С концертов с оркестром, и вообще, из виолончельного репертуара не играл только в какие-то произведения xx века. Так что, в принципе, основные вещи играл. А то, что я не играл, и не хочу. Другое дело, что есть много проектов, в целом, связанных с оркестром, которые я хотел бы сделать. Какие-то программы…Но это не мечта. Есть надежда, что это сбудется.

– Эти программы сами укладывать?

– Да, сэм, но потом они проходят различные этапы обсуждения, с различными инстанциями. Это все не легко. Кто-то скажет, что он хочет играть, а он просто кланяются в землю, и они говорят «да». А в моем случае это не столь очевидные вещи нужно доказывать, что это хорошо, что это хорошие исполнители, хорошие произведения, и люди должны это слушать.

– К сожалению, да. Современная музыка вызывает у производителей головная боль, это проблема – выбрать зал…Исключение, наверное, только Владимир Юровский со своими просветительскими программами.

– Он провел свой фестиваль, посвященный войне, который имел большой успех. Не знаю, правда, на всех концертах фестиваля был аншлаг, но рассказывает Юровский очень хорошо. И это привлекает аудиторию.

– Да, Юровский – прирожденный оратор. Он отлично держит зал, умеет это делать не только музыкой, но и словом.

– Хорошая работа. Это прекрасно. Мало в мире хороших дирижеров, в том числе и у нас. Случается, что отношение к оркестрантам с горы. Но, в общем, тип дирижера-диктатора, мне кажется, что в прошлом. Каким должен быть дирижер? Наверное, такого типа, как Владимир Юровский. Сегодня дирижер должен общаться. У него красивые руки, красивая голова, чувствует музыку. Ну, хорошо, что у нас есть такой дирижер в Москве. У нас еще Плетнев. Но это совершенно другой тип человека, другой личности. Удивительная личность.

– Михаил Васильевич – это вообще что-то особенное. Из космоса. А вот молодые, у нас мало. Чтобы они выросли, нужно с ними работать, воспитывать их.

– Я думаю, что дирижеры – так эгоцентричен, горд личности, что не позволит никому себя воспитывать. Это уже природа – или она сама себя поддерживает и будет развиваться, не будет развиваться. А потом, это вообще никому сейчас не нужно. Главное, чтобы человек деньги мог получить. Умеешь делать деньги – давай, приходи работать. Планка оценки компетенций и оценки уважения к таланту очень у нас падает. Я о музыке говорю сейчас. Когда предлагают сотрудничество тому или иному исполнителю, совершенно другие соображения, которые принимаются во внимание: его связи, его навыки, зарабатывать деньги – это самые важные вещи. Может это было и раньше, но теперь это стало очень заметно.

– Раньше была господдержка. Теперь мы сами должны сделать. А талант требует поддержки.

– Да, требует. И вообще, искусство требует поддержки, потому что я ничего не производит.

Творцы сами по себе – это такой склад личности, что не могут заниматься продажей. Редко случается, чтобы в одном человеке соединяются и создатель, и производитель.

– Но есть и те счастливчики по-прежнему. Вот Ростропович был таким. Он был феноменальной личностью в смысле музыки, и он был феноменальным менеджером самого себя. Есть такие люди.

– Кстати, вы случайно музыку не сочиняете?

– Нет. Сейчас не имеет.

– Да, это было, теперь нет?

– Ну, были такие моменты. Но сейчас – нет. Все с годами прошло, батарея уже села.

– Что, так сразу: села батарейка, года…

– Не, ну, я еще что-то делаю. Не могу сказать, что занимаюсь спортом, но в этом году даже удалось покататься на лыжах. Горные пробовал несколько раз, на небольших склонах. Я могу, как выясняется. Пробовал и на лошади ездить. Я очень люблю лошадей. Плаваю, но не очень хорошо.

– А как вы предпочитаете отдыхать?

– Я не знаю.

– Как не знаете?

– У меня нет предпочтений. Я отдыхаю, как вам нужно. Как получится. Если меня кто-то куда-то утащит. А так, в принципе, я не отдыхаю.

– Ну, а что помогает расслабиться? Хорошая книга?

– Хорошая книга – это всегда хорошо. Прогулка. Театр.

– Вы любите гулять в лесу?

– Да, в лесу очень люблю гулять. И вообще, если куда-то еду, люблю развиваться и выходить на прогулку. Я люблю ходить. В Сокольниках мне очень нравится ходить и ходить…. Я ведь живу в Сокольниках много лет туда хожу.

– То есть отпуск не Нужно?

– Нет, почему. Я всю жизнь, как отпуск, за который мне платят, между прочим. Для меня это не работа. Поэтому я никогда не говорю, что я работаю. Меня коробит, когда люди спрашивают меня, – ты идешь сегодня на работу? Я иду на репетицию, а не на работу. Это две разные вещи для меня.

Ирина Шымчак, «Музыкальный Клондайк»

Об авторе

Аида Воробьёвa administrator

Оставить ответ