Айнарс Рубикис
Латышский дирижер Айнарс Рубикис впервые выступил в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии с ЗКР, включив в программу два произведения Чайковского — симфоническая фантазия «Фатум», и, Прежде люкс, а также Концерт для виолончели с оркестром Сен-Санса, солисткой в котором стала известна по всему миру аргентинка Соль Габетта.
Победитель престижного конкурса имени Малера в Бамберге в 2010 году, Айнарс вошел в историю русской культуры как главный дирижер Новосибирского государственного академического театра оперы и балета, где талант служил с 2012 года до января 2015 года.
Он мог служить дальше, потому что отношения с командой у молодого маэстро сложились более чем благоприятные, если бы не заваруха с «Тангейзером», который был отлично сделан и отнюдь не хорошо снят из репертуара.
— Служба на посту главного дирижера Новосибирского государственного академического театра оперы и балета сильно повлияла на твою дирижерскую карьеру?
— Да, и поэтому уход оттуда был для меня очень трудным решением. Мои близкие этого не заметили, но я давно закрыл эту страницу.
Когда ее, наконец, уже закрыл и начал все как будто заново, моя супруга Resia и мой профессор, который часто приезжал в Новосибирск, и следил за моими успехами, он спросил меня в шутку:
«А если бы тебе предложили вернуться туда, ты бы согласился?»
Я ответил, что сайт закрыт. Честно вам скажу, я часто думаю о новосибирцев, я скучаю по ним.
Что касается карьеры, то, например, только благодаря работе в Новосибирске я выбрал поездку в Токио.
Не знаю, как работают эти механизмы передачи информации, но мой лондонский агент Рона Иствуд сказал, что приглашение выступить в столице Японии я получил благодаря очень хорошего мнения о новосибирской «Кармен».
Тогда я слетал в Австралию.
Но центральным пунктом моей работы остался Новосибирск, после которой на какое-то время образовалась пустота.
В Новосибирске первый раз в жизни я встретил начальника, директора театра, который спросил меня, не могу ли я работать меньше. Я понимаю, что руководствовался он соображениями экономическими. В моем контракте речь шла о 10 недель, или двух с половиной месяцев, в течение сезона, но я понял, что ничего не удастся добиться за этот период.
Если это мой «ребенок», пусть это мне на три года, я должен о нем заботиться. Так, что шесть месяцев в сезоне, безусловно, провел в этом театре, хотя и не сидел безвылазно, совершил изредка выезды в Европу.
См. также:Произведения любимых композиторов Михаила Булгакова прозвучали на Патриарших прудах
— Новый контракт там можно заключить уже не успели?
— 31 декабря 2014 года у меня закончился первый контракт. Новый контракт, который начали создавать в начале следующего года, вместе с Борисом Мездричем не подписывали, тщательно его помощью.
Если вернуться к началу 2015 года и вспомнить ситуацию в России, которая до сих пор не улучшилось, то я, живя в Новосибирске, я видел, как цены росли, даже не каждый день, как по маслу! Поэтому я хотел бы, чтобы в новом договоре было написано так, чтобы, как говорится, и волки сыты, и овцы целы.
Я думаю, что хорошо его доработали. Я должен был стать главным приглашенным дирижером с определенным количеством проектов, концертов, отвечая за качество исполнения оркестра и театра в целом. Контракт был готов, но я его не подписал.
— Как вы сами оцениваете свою работу в Новосибирске? Вам удалось оставить свой след в оркестре, в театре?
— Я думаю, не только в оркестре, но и о семье. Я был очень рад, например, успехов Ира Чуриловой. Очень много солистов и даже хор выросли.
Мне кажется, что и оркестр, мне удалось чему-то научиться. Когда я начал работать, мне многие задавали один и тот же вопрос — как я вижу театр, в каком направлении собираюсь вести. У меня, конечно, были цели, которые ставил перед собой, но я их вслух никогда не » работает «втихаря».
Я никогда не думал, начиная работать с новосибирским оркестром, что когда-нибудь сыграем в «Тангейзера». Вообще не понимаю, честно говоря, какие музыканты были у Вагнера, потому что в увертюре к «Тангейзеру» — сумасшедшие темпы, и это не на руку написано. Но мы играли! При этом «Тангейзер» не был моей целью.
На достигнутом не остановился и пошел дальше. Помню, директор со своим заместителем Татьяна Гиневич были удивлены, когда с театром в 2014 году получил 12 номинаций на «Золотую маску». А у нас в то же время с Резией производится «Жанна д’Арк», и мы, можно сказать, что этого не заметил.
Мы просто работали. Ну, дали — спасибо. Но это был уже пройденный этап, а мы работали над решением следующей проблемы.
Я робко надеюсь, что научил оркестра думать самостоятельно, быть внимательным, независимо от того, кто стоит за пультом, не включайте автопилот, отвечать за себя.
См. также:Ханс Иоахим Фрай: «Культура — это последний шанс, чтобы понять друг друга, тем более в условиях кризиса»
Я помню, до поездки во Владивосток, где мы исполняли «Реквием» Верди, на одной из утренних попыток я взял с собой партитуру «Евгения Онегина». В одиннадцать утра я попросил оркестр играть «Онегина». Все сильно удивились. А я просто сделал им такой тест на готовность.
Одним из примеров отношения оркестра и дирижера для меня останется работа ассистентом у Жоржа Претра. Играл с оркестром, Третья симфония Бетховена. Иногда было ощущение, что это звучит слишком романтично, но оркестр играл на руку дирижера, не автопилоту — со всеми замедлениями и ускорениями.
— После Новосибирского оркестра у вас появился другой, к которому так прикипели?
— Где я определенно хочу вернуться, в National orchestra басков, со штаб-квартирой в Сан-Себастьяне. Мы очень хорошо хорошо работает. Весь январь в этом году я был в Сан-Себастьян и Бильбао.
Был музыкальным руководителем балетного проекта, который сделал Тьерри Маланден, руководитель труппы балета из Биаррица. Он поставил, как я говорю, еще один балет Чайковского, назвав его «Зверь и красавица», взяв музыку из «Онегина», Пятой и Шестой симфоний, «Гамлета». Очень интересная работа была. Запись можно найти на каналеMezzo.
В последнее время выступал в Голландии, где было удивительное сотрудничество с Резиденц-оркестром, базирующимся в Гааге, которым руководит Неэме Ярви. Я был в восторге технический уровень их игры. Имеют богатую историю, с ними в разное время играли Маазель и Бернстайн. Я был очень доволен работой и с Национальным оркестром региона Иль-де-Франс, где главный дирижер — Энрике Маццола. В начале сентября собираюсь в Базельскую оперу работать над «Сила судьбы» Верди.
После чего нужно успеть подготовить в Риге нового «Евгения Онегина» в режиссуре моей жены.
— Что вы сегодня думаете о всей этой громкой истории с постановкой оперы «Тангейзера», который в результате драки был снят с репертуара?
— Иногда нужно искать разумный компромисс, которого не хватило для конфликта третьим в истории с «Тангейзером». Обе что-то строили, подкапывали, чтобы было все грязнее. В конце концов, никто не остался в выигрыше.
Я сам пригласил Тимофея Кулябина поставить «Тангейзера», после того, как увидел в его постановке «Евгения Онегина» в новосибирском «Красном факеле». После просмотра спектакля я позвонил жене и сказал: «вы Знаете, театр по-прежнему жив!»
Тимофей долго размышлял над предложением, полтора года. Но у меня с ним всегда было легко работать. Он является одним из тех режиссеров, чьи решения не вызывают у меня никаких сомнений. Его концепция «Тангейзера» тоже не вызвала у меня вопросов: мне было все понятно, в том числе и та же картина, наделавшая столько шума.
См. также:»Мы, русские, и испанцы, мы принадлежим к очень сильного темперамента»
Потому что если мы обратимся к смыслу оперы «Тангейзера», к этой эпохе (не говоря о том, как веков, ведет нас сама легенда), то мы поймем, что разговоры о любви, как и секса, были чреваты изгнанием из города, страны. Ценности были другие, и поэзия Тангейзера было большим нарушением.
Сегодня XXI век, мы почти не говорим о той возвышенной любви — все больше и больше о сексе, причем мы говорим в передаче, напоминает, что не несет никакой конкретной информации. Так что нас удивить сегодня очень трудно — даже если тенор поет о сексе. Нужен специальный повод, очень сильный.
Я склонен думать, что смысл этой самой фотографии-плакаты поняли многие, даже те, которые плохие. Тимофей сумел показать контраст, задуман Вагнером.
Сегодня жизнь неспокойная, но в каком-то смысле равномерное и быстрое в этой однородности. Конфликт у оперного героя с обществом возник, потому что позволил себе на что-то, что выходит за рамки нормы.
— А для вас существуют границы в искусстве, в театре?
— Границы — это такой внутренний код человеческий, что ли. Но им нельзя злоупотреблять. Сегодня многие в состоянии сказать: вы знаете, черт возьми, по-прежнему существует, и мы будем ставить ее очень близко.
С другой стороны, есть художники, арт-лидеры, которые все время пытаются эту границу превышать, думая наедине с собой: «А попробую-ка я отодвинуть ее подальше — что будет? Ничего? Тогда я попробую еще».
Есть спектакли, в которых актеры, извините, писают. Это не для меня. Искушать — неправильно. Но нельзя соблазнить художника и границей, поставленный слишком близко.
Владимир Дудин, «Colta.Ru»
Об авторе