Герлинда Земан
Вот уже несколько лет в интернете ведет свое вещание «Радио ВОС», официальная интернет-радиостанция Всероссийского общества слепых.
Значительное место в эфире радиостанции занимают программы о незрячих специалистах в разных сферах деятельности: психологах, юристах, экономистах, математиках и, конечно же, музыкантах.
Героиней одной из таких программ стала немецкая певица Герлинда Земан. За свою более чем двадцатилетнюю карьеру Герлинде довелось сотрудничать с такими музыкантами, как Сигизвальд Кёйкен, Ханс-Кристоф Радеман, Марсель Понсье, Йоахим Карлос Мартини, Рональд Браутигам и др.
Беседу вел Дмитрий Будников. Предлагаем вашему вниманию расшифровку интервью.
– Здравствуйте, уважаемые радиослушатели, рад приветствовать вас в нашей уютной «Беседке» на «Радио ВОС». Музыка, которую мы сегодня услышим и о которой сегодня поговорим – очень разная и по времени создания, и по стилю.
Сегодня у нас в гостях музыкант, репертуар которого включает музыку по меньшей мере шести столетий. И, конечно же, человек, которому есть что рассказать о себе, о своей работе и о музыке.
С нами на связи из немецкого города Аугсбурга певица, крупный специалист в области старинной музыки, сопрано Герлинда Земан. Здравствуйте, Герлинда!
— Добрый день! Я очень счастлива быть сегодня здесь.
— Мне кажется, что самая лучшая визитная карточка любого музыканта – это музыка, так что предлагаю начать с этого. Не возражаете?
— Да, пожалуйста.
http://www.classicalmusicnews.ru/wp-content/uploads/2017/02/Zeman_1.mp3
— Прозвучал фрагмент одной из кантат Иоганна Себастьяна Баха в исполнении Герлинды Земан и ансамбля «La petite Bande», дирижер Сигизвальд Кёйкен.
Эта запись была сделана не так давно, примерно 5 лет назад. Интересно, как все начиналось. Можете рассказать нам немного о себе, о своей семье, о том, как вы стали музыкантом, о людях, у которых вы учились и о местах, где вам довелось учиться?
— В моей семье не было музыкантов – все фермеры. Можно сказать, что я из деревни, хотя родилась в Нюрнберге. Это Франкония, часть баварской земли. Нюрнберг – довольно известный город, там я и выросла.
Конечно же, я ходила в школу для слепых, и там уделялось большое внимание музыке. Пожалуй, там все и началось, хотя мысленно возвращаясь назад, я понимаю, что музыка в моей жизни была всегда.
Может, я была рождена с музыкой, может, принесла ее из другой жизни, но, сколько я себя помню, музыка всегда была со мной. Еще совсем ребенком, я могла спеть любую мелодию, услышанную где-нибудь по радио, я хваталась за любой инструмент: фортепиано, гитару, скрипку, все, что звучало или шумело.
В школе я посещала все музыкальные занятия, там у нас было несколько хоров. Потом я начала заниматься фортепиано, но этого мне пришлось ждать довольно долго. Помню, когда мне было лет 5, я сказала маме:
«Мам, я очень хочу играть на фортепиано!»
У нас был незрячий органист, и он сказал:
«Нет, подождите, пока она сможет читать по Брайлю, иначе она никогда не выучит нот и будет учить все на слух».
Так что мне пришлось ждать, пока мне исполнилось 10. Это было сложно, я ведь уже точно знала, что хочу играть на фортепиано. Мне сказали, что нотная система Брайля очень сложна, поэтому сначала необходимо научиться читать. И это правда, нотный Брайль невозможно освоить, когда тебе всего 5 или 6. Нужно быть старше.
— Значит можно сказать, что вы начали свое профессиональное музыкальное образование, когда вам было 10, так? Профессиональное – в смысле с нотами и т.д.
— Ну, скажем так.
— А когда вы решили стать певицей?
— Этим я заниматься вообще не собиралась. У меня довольно странная история.
Вначале я хотела быть учителем музыки, потому что очень любила свою учительницу. Для меня она была как фея. Потом оказалось, что она просто ненавидела детей. Однако она была красива, очень красива, говорю же, для меня она была феей. Я хотела быть как она: играть, как она, петь, как она. Она была магнитом. И я думала, что хочу быть учителем музыки, как она. Это была первая идея.
Потом я поняла, что все это детские мечты. Позже многие мои сверстники начали учиться на церковных музыкантов. Я решила, что мне тоже нужно это сделать – чем же еще заниматься незрячему человеку.
В 15 лет я начала играть на органе и учить церковную службу. В церковь я никогда не ходила, поэтому пришлось учить все с нуля. Я занималась этим 2 года, но потом поняла, что не хочу работать в церкви. К тому же, я все еще занималась фортепиано, и это отнимало много времени.
Герлинда Земан
Таким образом, единственное, что мне оставалось – стать преподавателем фортепиано. Я закончила школу, поступила в своего рода академию, где готовят к экзаменам в консерваторию. После этого я успешно поступила в Мюнхенскую консерваторию, при чем на две специальности: на фортепиано и на вокал. В голове у меня прочно засела мысль, что я хочу получить непременно две специальности. Наверное, я даже смогла бы, но в консерватории не были в этом уверены, так что пришлось выбирать.
Родственники говорили:
«Ну что ты будешь делать, если станешь певицей, учись на фортепиано, будешь преподавать в школе, хотя бы будет работа нормальная».
Я подумала: ну хорошо, в 22 я закончу консерваторию и пойду работать в школу, а потом что? Мне не хотелось всю жизнь быть училкой, ведь каждый молодой человек чувствует себя способным на что-то большее, и я не была исключением. Но у меня не было абсолютно никаких идей, что мне делать.
— А хотелось стать концертирующей пианисткой?
— Нет (смеется), мне было интереснее аккомпанировать певцам, но очень быстро я поняла, что для этого все-таки нужно читать с листа, потому что приходится играть много разной литературы, и если все учить по Брайлю… А я учу медленно…
Первый год в консерватории показал, что все идет совсем не так, как я думала. Состояние было такое, как будто проваливаешься в глубокую пропасть. Когда я была в академии или в школе для слепых, я всегда была одной из лучших, и все мне было легко.
Но когда ты оказываешься с людьми, которые видят, которые могут читать, что угодно, ты просто не можешь быть наравне с ними. Это было как удар по голове, и мне пришлось искать новые перспективы.
— И вы решили стать певицей?
— Все было немного сложнее, но, в целом, примерно так. Я решила, раз фортепиано для меня сложно, то попробую петь, но даже в мыслях не было, что я стану певицей, буду ездить по миру. Но так случилось, что с 1991 года именно это и началось.
Один мой друг как-то сказал мне: «У нас тут есть ансамбль старинной музыки. Мы поем мотеты Баха. Один человек не может прийти на концерт, и нам нужно второе сопрано. Придешь?» И я сказала: «Конечно, я знаю эту музыку». На репетиции он попросил меня петь с меньшим вибрато. Я сказала: «Не проблема». После репетиции меня спросили: «Ты можешь приходить к нам чаще?» Я сказала: «Конечно».
Постепенно работы стало появляться больше, люди рекомендовали меня, говорили: «Есть тут одна очень хорошая певица с ярким голосом, и она очень высоко поет». Я правда тогда пела очень высоко.
— Получается, что вы случайно стали исполнителем старинной музыки. В консерватории вас готовили как оперную певицу с традиционным репертуаром?
— Конечно. Моя учительница была оперной певицей, у нее было четверо детей, так что она почти никуда не ездила. Милая женщина, но она меня почти ничему не научила. А потом мама сказала мне: “Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но поешь ты как сорокалетняя тетка, тебе следует подумать о своем пении”. Я сменила преподавателя, а в старинную музыку пришла намного позже.
— Обычно у каждого молодого музыканта есть свои любимые певцы, дирижеры, оркестры. Кто были ваши любимцы, и есть ли кто-то, кто вдохновляет вас до сих пор?
— Да. Долгое время это была Эмма Кёркби. Ее, пожалуй, можно услышать чаще других сопрано. Раньше мне часто говорили – у тебя голос как у Эммы Кёркби. Мне до сих пор она нравится. Она сейчас уже в годах, но иногда выходит на сцену. Она так блестяще владеет голосом, интеллигентно и технично, во всем диапазоне. Она была моим абсолютным фаворитом, когда я начала всем этим заниматься.
— Получается, что вам нравилась Эмма Кёркби, но вы еще какое-то время пели не старинную музыку?
— Только в консерватории. Потому что в девяностых годах в Мюнхене возникла мода на старинную музыку, и везде были концерты старинной музыки. Тогда это было просто: если ты однажды вышел на эту сцену, то мог петь везде. И я пела везде.
— То есть в консерватории о старинной музыке и речи не шло?
— Нет, говорю же, я просто пошла учиться пению, без конкретных идей. К тому же, в консерватории были проблемы. Например, меня не хотели видеть в оперной студии, и в хоре тоже, так что я была аутсайдером. Любопытно то, что я играла и в экспериментальном театре, и в опере – но не в консерватории.
В Мюнхене есть экспериментальный театр, так что на сцене я играла много. Но не в оперной студии, потому что главный режиссер сказал: “Даже вообразить себе не могу, что с ней делать”, а я вытворяла сумасшедшие вещи на сцене.
— То есть можно сказать, что в консерватории вам пришлось столкнуться с некоторым скептицизмом, потому что люди смутно представляли себе незрячего человека в вашей профессии.
— Я не думаю, что все были плохие, а я такая несчастная. Просто когда ты молод, очень сложно сказать “давайте я скажу вам, что я могу делать, и что мне для этого нужно”. К тому же, когда мне было 19-20 лет, мне самой еще нужно было это понять.
Тогда даже компьютеров не было, доступ к информации был сложнее. Были только проекторы, на которых учителя показывали слайды во время лекций. Поэтому я хочу сказать, что если ты четко понимаешь, что тебе нужно, значит и другим людям, учителям, студентам проще работать с тобой. Нужен опыт, чтобы сказать посмотрите, я могу делать то-то и то-то, и можно я спрошу у вас то, а в ответ предоставлю вам это, потому что у меня, например, хорошая память. Понимаете, о чем я?
— Да. Сейчас вы – востребованная певица, на счету которой большое количество концертов и записей с известными оркестрами и дирижерами. А какой концерт или запись вы могли бы назвать началом вашей мировой карьеры? Когда люди не только в Германии, но и за ее пределами стали говорить о вас?
— Я много думала об этом, мне сложно ответить на этот вопрос. Время идет, я занимаюсь этим уже больше 20 лет – начала в 90-е, когда мне был 21 год, сейчас мне 47. Я очень долго этим занимаюсь.
Наверное, когда я начала работать с Сигизвальдом Кёйкеном, но это потому, что он очень знаменит. С этого момента больше людей узнало обо мне.
Герлинда Земан
Мы начали работать с ним в Бордо. Там был создан оркестр на базе оркестра оперного театра. Они хотели играть старинную музыку на старинных инструментах и пригласили Сигизвальда, а он позвал меня, видимо, чтобы проверить, прежде чем пригласить в «La petite bande».
Так что начали мы с фанатами барочной оперы из Бордо, а потом он пригласил меня в свой ансамбль, в «La petite bande». Мы много ездили вместе и отыграли много концертов. В этот период началась моя мировая карьера, но я не могу выделить какой-то особенный концерт.
— Мы уже слышали, как вы поете с «La petite bande» сольно, в начале нашей передачи. Вы часто исполняете музыку, в которой используется практика замены хора ансамблем солистов, а это очень сложно в смысле взаимодействия с дирижером и другими певцами.
Как вы справляетесь в подобных ситуациях? Есть ли какие-то секреты или, быть может, предельное внимание к каждому вдоху на сцене? Что вы можете сказать об этом?
— Во-первых, я хочу сказать, что очень люблю все, что мы сделали с Сигизвальдом. Мы записали «Страсти по Иоанну», «Страсти по Матфею», Мессу си-минор, также я принимала участие в проекте записи кантат Баха. И все это мы делали по одному человеку на партию – 1 сопрано, 1 альт, 1 тенор, 1 бас. В той же мессе очень много хоровых частей, а мы все это пели.
Для меня это было самое сложное, что я когда-либо делала, но я полюбила эту работу с самого начала до самого конца. Сигизвальд считает, что сам Бах делал так. Люди до сих пор об этом спорят, потому что это неизвестно доподлинно.
В это время я приобрела огромный опыт ансамблевого пения высшей пробы. Когда я только начинала петь в разных ансамблях, я обычно ждала, пока мой сосед начнет вступать и только потом вступала. Но, как я ни старалась, все равно я вступала немного позже.
Я поняла, что реагировать на действия соседа – не лучший выход. Это должна быть какая-то телесная связь. Если слушать соседа или дыхание дирижера, то ты опоздаешь, хоть немного, но опоздаешь. Со временем я поняла, что очень важно выработать ту самую телесную связь, нужно не слышать это, а чувствовать. Вот в чем разница. И это нужно тренировать.
Дирижеры тоже бывают разные. Одни, например, делают целое шоу на сцене, это хорошо смотрится. Некоторые даже танцуют, когда дирижируют, но любопытно, что вот таких мне очень сложно почувствовать. Другие – наоборот – мало двигаются, очень скупы на жесты, и визуально это не так интересно, но по энергетике это гораздо насыщеннее.
— А приходилось ли вам когда-либо договариваться о чем-то с дирижером заранее, чтобы он показал вам что-то отдельно или что-то в этом роде?
— Иногда мы выясняем отдельные вступления, окончания, какие-то жесты, но очень быстро, буквально за пару минут и потом мы просто работаем.
— Я думаю, что раз уж весь этот Баховский проект имеет в вашей жизни такое большое значение, есть смысл послушать что-нибудь еще.
— Да, пожалуй.
http://www.classicalmusicnews.ru/wp-content/uploads/2017/02/Zeman_2.mp3
— А что вам нравится больше: живые выступления или работа в студии?
— Я люблю работать в студии, но мы нечасто там бываем. Иногда я работаю в студии с одним ансамблем средневековой музыки, но эти ребята пришли из поп-музыки. Иногда я делаю что-то для кино, так что я привыкла работать в студии и мне это нравится. Но классическая музыка исполняется обычно в концертных залах или церквях.
Я люблю записи за необходимость особой концентрации. Нужно создать квинтэссенцию музыки, которую ты исполняешь. Однако за эти годы я обнаружила, что мой голос звучит лучше, когда записывается издалека, и больше захватывается акустика зала.
Когда микрофон находится прямо передо мной, в голосе слышно лишние звуки, которые я не люблю. Обычно такое бывает, когда люди слышат сами себя.
А живые концерты – это совсем другое. Иногда они, конечно, тоже записываются или транслируются на радио или телевидении. Когда ты знаешь, что есть тысячи невидимых ушей и глаз, которые смотрят на тебя и слушают, нервничаешь немного больше. Но мне нравится эта предельная концентрация, необходимость сделать все здесь и сейчас, ну, и конечно, возможность получить удовольствие. Это мне необходимо. Я не люблю делать что-то, не получая удовольствия.
— Я предлагаю послушать запись, которая была сделана как раз во время живого концерта, это будет Бетховен. Что вы думаете?
— Это замечательная запись, кстати, запись прямой радиотрансляции.
— Прозвучит одна из песен Людвига Ван Бетховена в исполнении Герлинды Земан и ансамбля «Oktoplus».
http://www.classicalmusicnews.ru/wp-content/uploads/2017/02/Zeman_3.mp3
— Существует ли для вас какая-то разница между тем, как вы исполняете Баха, Шютца или Бетховена и тем, как вы поете Брамса или Штрауса?
— Есть, конечно, но не такая большая, как может показаться на первый взгляд. Просто голос становится немного сильнее, опоры больше, фразы длиннее, например, у того же Брамса. И нужно быть более чутким к слову, вот и все.
http://www.classicalmusicnews.ru/wp-content/uploads/2017/02/Zeman_4.mp3
— Только что мы услышали одну из песен Рихарда Штрауса в исполнении Герлинды Земан.
Мы ничего не знаем о том, кто вы в обычной жизни. Можете рассказать что-то об этом? Чем вы занимаетесь в свободное от музыки время?
— У меня есть семья. Мы живем в Аугсбурге, недалеко от Мюнхена. Если говорить о моих хобби, то я очень люблю танцевать танго. Это позволяет поддерживать себя в хорошей форме, особенно при моем, иногда очень плотном графике. Так что когда у меня есть время, я танцую.
Еще очень люблю проводить время на природе, совершать пешие прогулки и плавать. Я живу в очень красивом месте. Здесь много озер и рек. Мне просто необходима тишина и возможность дышать свободно, а это можно найти только на природе.
— Давайте вернемся к музыке. Вы с равным успехом исполняете музыку очень разных эпох и стилей, музыку XIV, XV, XVI вв. Иногда вы исполняете музыку, написанную совсем недавно, которую до вас никто не исполнял. Как вы все выучиваете? Где берете ноты?
— Записываю их под диктовку в компьютер. Более простой репертуар заказываю в Лейпцигскую библиотеку для слепых. Там есть отдел, где набирают ноты, если заранее сделать заказ.
Конечно же, я всегда появляюсь в последний момент, но меня там уже знают. Есть там один человек, который сделал мне особенно много партитур. Что-то совсем сложное, например, современную музыку я записываю сама.
Раньше мне приходилось часто исполнять современную музыку. Однажды записывала прямо с композитором, потому что там была нетрадиционная графическая нотация, которую вообще непонятно как записывать по Брайлю. Иногда просто приходилось словами описывать: “сначала 30 секунд ты делаешь то, а потом это”. В итоге получилась какая-то смесь слов и знаков, которую мне нужно было воспроизвести.
— А как вы записываете ноты в компьютер, вы используете брайлевский дисплей?
Герлинда Земан записывает “Страсти по Матфею” с “La petite Bande”. Фото – Olivier Berten
— Да, у меня есть карманный компьютер PacMate от Freedom Scientific. Его клавиатуру можно использовать для набора как обычного текста, так и Брайля. Готовые партитуры скидываю на флешку и распечатываю на брайлевском принтере.
— Когда мне пришла в голову идея этого интервью, были некоторые опасения, что на мое письмо ответит какой-нибудь менеджер, с которым мне придется долго и утомительно обсуждать всякие формальности. Но, к моему удивлению, вы ответили сами, а потом мы долго и с большим интересом обсуждали грядущее интервью. Однако, как вы сказали, у вас плотное расписание. Так все-таки, если это не секрет конечно, есть у вас менеджер, который занимается организационными вопросами?
— Да, у меня есть менеджер. Примерно 3-4 хороших концерта в год я получаю от нее, а все остальное, благодаря личным контактам, наработанным за все эти годы.
Это почти как социальная сеть. Люди уже знают тебя, и когда планируют концерты, то просто звонят или пишут нужному человеку. Так я работала все эти годы.
Попасть в большое агентство очень сложно. Я пыталась, но, спустя несколько лет, мне надоело, и я бросила это дело. Одни говорят – у тебя очень маленький голос, другие – у тебя очень большой голос. У моего нынешнего менеджера свое небольшое агентство, всего 3 или 4 эксклюзивных исполнителя, но время от времени мы получаем от нее какую-то работу.
— А как насчет коуча? У многих певцов с мировыми именами и большим репертуаром есть учителя иногда на протяжении почти всей их карьеры. А как у вас?
— В последние годы нет, но кроме пения я много работаю над своим телом. Пение – очень физическая вещь. Певец должен детально знать свое тело. Так что я много чем занимаюсь: методом Фельденкрайза, йогой.
У меня у самой есть еще одна специальность: я – лицензированный дыхательный терапевт и в свободное время провожу дома лечебные сеансы.
Я убеждена, что пение – это еще не все. Нужно знать хорошо свое тело. Но вот как раз сейчас я хочу поработать с кем-нибудь. Завтра, например, я иду с подругой к ее учителю. Кто знает, может там и найду того, кто мне нужен. Может и нет.
— А вы сами преподаете?
— Да, я очень люблю преподавать. В преподавании мы многому учимся сами, иногда больше, чем когда берем уроки. Все время приходится рефлексировать, как ты сам это делаешь и как сделать это еще проще. Моя главная идея – как сделать пение проще.
–А возникают ли у вас, как у незрячего преподавателя, какие-то проблемы? Если да, то какие, и как вы их решаете?
— В комнате, где я даю уроки, висит большое зеркало, потому что очень важно, чтобы люди видели себя сами, а в остальном – никаких проблем. На уроках я очень много показываю сама. Если что-то идет не так, я очень хорошо чувствую это.
Я знаю, как правильно дотронуться до человека, чтобы сообщить ему какой-то импульс. А с музыкальной точки зрения проблем вообще нет – слышать-то я могу все.
— Предлагаю небольшую музыкальную паузу.
http://www.classicalmusicnews.ru/wp-content/uploads/2017/02/Zeman_5.mp3
В этой записи мы слышали еще одного певца. Можете ли рассказать о нем и о записи?
— Это опять Кёйкен. Наша последняя запись.
–Когда она была сделана?
— В 2014 году. На той же записи есть exequeen Шютца, а тенор – это Штефан Фог. Он из Лейпцига. Это кстати последнее произведение для этого диска, записанное в последний день записи.
— А над чем вы работаете сейчас? Чего мы можем ожидать от вас в скором будущем?
— В октябре я еду в Мантую (интервью было записано в начале октября 2016 года). Там мы будем работать с ансамблем “Ecco la musica”. Недавно мы записали произведения Иоганна Михаэля Николая, современника Иоганна Розенмюллера. Очень хорошая запись получилась.
Сейчас будем записывать альбом “Saluto Monteverdi” из музыки современников Монтеверди. Запись будет как раз в той церкви, где сам Монтеверди работал органистом. Еще будут концерты, в общем, много всего.
— Давайте вернемся с вами немного назад. Я хочу поговорить об одной проблеме, потому что она касается не только и не столько России, сколько мирового сообщества незрячих в целом. Дело в том, что есть некоторые люди, которые утверждают, что Брайль давно уже изжил себя. Постепенно он исчезнет, так что не надо утруждать себя его изучением. Может они ждут какой-то революции, может еще чего, но становится сложнее сохранить Брайль живым и актуальным.
Что вы думаете об этом? Должны ли мы делать все, чтобы сохранить Брайль или нужно просто позволить вещам идти своим чередом. Что Брайль дал и дает вам не только как музыканту, но и как человеку?
— Я выросла с Брайлем, потому что с детства я любила читать. Система Брайля сопровождала меня с первого класса, я не могу вообразить себя без Брайля. Я читаю ноты по Брайлю, читаю книги. Это важно для интеллектуального развития, так же, как и чтение для зрячих людей.
Если появится какой-то новый способ чтения – почему нет. Но я о таком не слышала, так что пока Брайль – это единственное, что мы имеем, то, что соединяет нас с мировым знанием. Знания нужны всем, так что Брайль просто необходим.
— Есть ли какой-то проект, который вы давно хотели осуществить, но так и не осуществили: спеть что-то или, может быть, поработать с кем-то? Какая-то профессиональная мечта?
— Пожалуй, мне хотелось бы записать «Житие Марии» Хиндемита, но в первой редакции. Мне она кажется интереснее. Два года назад я исполняла этот цикл и считаю его величайшим вокальным циклом. Хотелось бы это записать, но я – плохой организатор своих проектов. Я лучше работаю для других людей.
А из оперного репертуара хочу спеть Мелизанду в «Пелиасе и Мелизанде» Дебюсси. Я очень люблю эту оперу. Кажется, что по голосу мне она бы подошла. Вот, наверное, и все.
— А как насчет обычной жизни? Может быть хочется побывать где-то, где еще не были или сделать что-то экстраординарное?
— Я счастлива, все, что я могу сказать.
— Это наверное самый лучший ответ, и самое лучшее, что может быть у человека в жизни.
И. С. Бах, Кантаты BWV 27, 47, 138, 96. “La Petite Bande”, дирижер – Сигизвальд Кёйкен.
Герлинда Земан (сопрано), Петра Носкаева (альт), Енс Вебер (тенор), Ян Ван дер Грабен (бас):
Ваша певческая карьера длится уже почти 25 лет. За эти годы вам наверняка доводилось испытывать такие моменты счастья, которые приходят только музыканту. Но и трудности были специфические, которые возможно преодолеть, наверное, тоже только музыканту. Вот если бы теперь вдруг можно было отмотать время назад и, скажем, сменить профессию, согласились бы вы на такое?
— Возможно, да. Конечно, жизнь хороша как она есть. Однако, после всех этих лет, я определенно могу сказать, что это сложная работа, в том числе и потому, что я не вижу.
Когда тебе нужно много ездить, работать все время с разными людьми, когда никто в тебе не уверен, когда по сто раз в день тебе говорят, я не знаю, как мне с тобой работать. Нужно очень сильно верить в себя, чтобы снова и снова это преодолевать.
Однако, в молодости я сделала свой выбор, и мы не можем вернуть время назад. Если же кто-то спросит меня, должен ли он этим заниматься, я посоветую тому человеку хорошо подумать, как советовали мне родственники и друзья. Каждый должен решить это для себя. Наверное это все, что я могу сказать.
—В заключение прозвучит ария Георга Фридриха Генделя из оратории «Праздник Александра» в исполнении Герлинды Земан и Франкфуртского барочного оркестра. За дирижерским пультом Йоахим Карлос Мартини.
http://www.classicalmusicnews.ru/wp-content/uploads/2017/02/Zeman_6.mp3
Спасибо, что присоединились к нам. Это была очень содержательная и интересная беседа, надеюсь, что не только для нас, но и для наших слушателей тоже.Позвольте выразить благодарность редакции «Радио ВОС» и лично Игорю Роговских за предоставленную возможность провести это интервью.
Дмитрий Будников, «Радио ВОС»
Об авторе