«Евгений Онегин» в «Геликон-опере». Фото – Антон.
Премьера оперы «Евгений Онегин» состоялась в театре «Геликон». Спектакль сделан режиссером Дмитрием Бертманом. Театр представляет премьеру, как реконструкция спектакля 1922 года в постановке Станиславского. На самом деле это не совсем так.
Появление «Онегина», спектакля-долгожителя (еще 15 лет назад его можно было увидеть на сцене московского Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-данченко) была создана в сложных исторических обстоятельствах. В момент постановки Станиславский вынужденно – по приказу «сверху» – переехал из своего дома в заброшенный старый особняк в Леонтьевском переулке, за Константином Сергеевичем перенесла его оперная студия.
В большом зале дома стал «античный» портик с четырьмя ампирными колоннами, как будто цитата из архитектуры пушкинского времени. Находчивый режиссер решил: вот декорации для спектакля. В конце концов, портик работал на все сто: Станиславский позднее вспоминал, как его отработать и на террасе дома Лариных, и для внутренних интерьеров, так и для парковой беседке, в которой Евгений узнает Татьяну «властвовать над собой», и к петербургскому балу. Даже сцена дуэли в лесу, и этот проходил в столбцах, и мизансцены так или иначе к ним привязаны.
Дмитрий Бертман, который, по его мнению, вырос в постановке Станиславского, решил дать шоу второе дыхание. Но Бертман не был бы самим собой, если бы ограничился копированием или реставрации. Он, как сам объяснил в интервью, «было основано на очки мизансцен» легендарного спектакля.
Среди постоянных столбцов режиссер развил в значительной степени второй психически другую историю. Но, по его словам, он пытался воспроизвести принцип работы Станиславского с актером, в том смысле, что она, работа, происходит «сегодня и сейчас», «внешний рисунок мизансцен» наполнен конкретными исполнителями на сцене, а режиссер до этого ставит певцов определенное задание. Это дало возможность сделать спектакль «по мотивам» Станиславского.
Нет, колонки на сцене стоят. И первый образ вполне традиционный: Ларина лежит в кресле, играя салфеткой и лорнетом. Няня примостилась у ее ног. Сестры Татьяна (вокально ясно Ольга Толкмит) и Ольга (резковатая Ирина Рейнард) видны через окно, сидят на пианино, поет «Слыхали ли вы за рощей глас ночной». Оркестр под управлением Валерия Кирьянова правильно помогает.
Но сценическая идиллия прерывается – после двойного «истерии» Лариной и няни, очень нервно вспоминающих прошлое – еще до появления Ленского (Игорь Морозов) с Онегиным (Алексей Исаев). Кстати, оба, тенор и баритон поют довольно слаженно. Так начинается «Онегин»-2015.
Бертман в нем укрупняет (и периодически утрирует) эмоции героев, а они, герои превращаются в человека с безжалостной современного автора – с этим, почти фрейдистскими неврозами участников, которых психика как бы препарируется под микроскопом. Певцы явно были рассмотрены точные указания о сценическом движении и экспрессии. И, кстати, это благотворно влияет на массовые сцены: они разработаны динамично, с юмором, хотя и довольно безжалостно, и детали поведения отдельных персонажей из «светского общества» провинции » можно долго и с улыбкой смотреть.
Главные герои тоже не является распространенным явлением. Вот Татьяна в деревне, она ведет себя как инфантильный, но энергичный подросток в разгар пубертата. Криптон обиженные мины, улыбается не к месту, явно строит поведение «трагически страдающей от страсти» по чтение любовных романов и не особо вслушивается в слова получил письмо Онегина, лежать «искусителю роковому» голову на плечо во время суровой отповеди. И реплику о боли, девушка поет с живым интересом, мерцающий не больными глазами. Жаль только, что Ольга Толкмит два раза путала слова своей партии.
Вот Ольга, которая стала у Бертмана довольно задира, даже хамоватой (а не «шаловливой», как говорит о себе поет) девушка, с интересом шпыняет сестру, жестко игнорирует вздохи Ленского и сразу же впадает в истерику: после получения нареканий поэта, она упадет тело в кресло и остервенело стучит ногами по полу, не желая успокоиться.
Вот Онегин, декоративный, как петух, сначала похож на неподвижно-слащавого хлыща, а потом, в последнем акте – на экзистенциально корчащегося эгоцентрика. И только Ленский почему он остался традиционным: этакий интересной-чувствительный клишированный романтик. Но, может быть, в этом есть большая насмешка режиссера?
Подробности спектакля это ни парадоксально, «отодвигают» действие. Мосье Трике после куплетов на именинах подписывает протянутые к нему документы, как приглашенный артист: конечно, это типично, чтобы дворяне времен пушкина и брали автографы у актеришки. Ленский, как и другие персонажи, не носит придворных перчаток. Но в момент объявления дуэли достает красную (!) перчатку и бросает ее на пол. Специально, что ли, держал при себе в таких случаях?
И костюмы. Станиславский тоже в свое время играл с одежды героев, доведя фасоны платьев и пиджаков up-to-date. Бертман же поступил так: в первых картинах – мода ампира, то есть эпохи пушкина, в сцене бала – прыжок через века, в начале XX века. И одна дама декадентского вида, как символ времени, закурив сигарету, томно фланирует между гостями. А Гремин (уверенный бас Алексея Тихомирова) с первой минуты ведет себя как записной ревнивец: стучит кулаком по столу, гневно размахивает руками и сверлит Онегина яростный взгляд.
Но Татьяна (я должен сказать, что впервые за много лет в памяти автора этих строк) появляется в малиновом берете с послом испанским говорит. И страдает она теперь не облажаться, как взрослая, из глубины души. У Бертмана история перманентной невстречи двух людей (как и музыка в оркестре) возвращается к истокам, как будто брошенный бумеранг: Онегин пишет письмо Татьяне за таким же круглым столом.
Последняя картина (объяснение) – тоже бумеранг: Татьяна выполнила приказ Онегина, я научилась владеть собой. И когда несчастный любовник споет конечный «позор, тоска, о жалкий судьба моя» – мы понимаем: на старости лет этот герой салонов будет (как и прежде старшая Ларина с няней) меланхолически напевать «привычка свыше нам дана, замена счастию она».
Майя Крылова, «Получателем»
Об авторе